Сибирский фронтир. Сергей Фомичев
разбойников и самозванцев. Но информации не хватало даже для определения отправной точки поисков. Даты, услужливо поставляемые памятью, касались исключительно войн и революций, словно всё развитие человечества состояло из одной бесконечной резни. Соваться в горнило империалистических или классовых сражений не было ни желания, ни смысла. Шансов увидеть что—либо действительно интересное было немного, а резня как таковая меня не привлекала. Я по горло насмотрелся кровищи в родном столетии, и вряд ли по этому показателю его могло переплюнуть какое—то из предшествующих.
Чем больше я размышлял, тем очевиднее становилось, что по большому счёту меня не интересует история. Нет, я не прочь побродить по древним городам, посмотреть на жизнь, на архитектуру. Но и только. Распутывание загадок, кроме серьёзного риска нарваться на тех, кто желает сохранить тайну, требовало ещё и массу времени, а я не собирался надолго зависать в прошлом. По той же причине сорока миллионами лет ранее мне не пришло в голову изучать повадки динозавров, хотя даже поверхностный взгляд, вероятно, потянул бы на толстую книгу.
Мне хотелось поскорее попасть домой. Вернуть кое—какие долги неким гоблинам, а уж потом, если позволит обстановка, можно будет заняться и путешествиями во времени. К примеру, почему бы не заглянуть в будущее. Вот оно меня влекло куда сильнее, чем прошлое.
Однако прошлое задалось целью поймать туриста на крючок и забросило другую наживку. Ведь вернуться можно и не с пустыми руками. Отчего бы не набить карманы артефактами, раз уж возникла такая оказия? Одна только пригоршня здешних монет могла принести больше, чем годовой заработок контрабандиста. Причём никаких проблем с радиоуглеродным анализом. Металл он металл и есть.
Улыбка сидящего напротив человека заставила меня вздрогнуть. На миг показалось, будто он читает мысли по моему напряжённому от раздумий лбу, словно морщины являются строчками донесения. Читает и ухмыляется в ответ.
Заподозрив неладное, я огляделся. Комната оказалась пуста. За столом кроме нас двоих никого не осталось. Привычка размышлять во время еды часто приводила к тому, что я пробуждался от мыслей в полном одиночестве. Прочие обитатели ночлежки спешили набить чрево и разбрестись по делам. Только ужин мы заканчивали сообща. После него следовало разбирать стол и прибираться в комнате, а семеро одного ждать не желали.
Но сейчас время обеда. Народ разбежался, а хозяйка, собрав грязную посуду, отправилась на реку. Я прислушался. Ухо возился где—то во дворе. Судя по звукам, кромсал дерево топором, заготовляя то ли дрова, то ли лучину, то ли дранку для крыши. В общей комнате он вообще появлялся редко, в дела клиентов предпочитал не соваться, а отношения с ними за редким исключением ограничил взиманием платы за постой. Но что интересно ни краж, ни поножовщины в ночлежке не случалось ни разу. Люди как—то сами ладили между собой.
Я