Сто фильтров и ведро. Валерий Дашевский
всех, у кого водились деньги и были непомерные амбиции. Вальдемар ненавидел ее вдохновенно, пятнами шел, когда о ней заходил разговор, а злобиться ему было не показано: он был гипертоник, желудочник, и вечно лечился от чего-то. Теперь его пользовал гомеопат-китаец. Китаец дал ему шарики жемчужного цвета, мелкие, как бисер, чтобы Вальдемар глотал их трижды в день, что Вальдемар и делал – он был большой педант, таскал с собой кейс в полтора раза больше себя. Я предлагал приделать к кейсу колеса. Невыносимо было смотреть, как он влачится с ним по улицам. Он любил, чтобы его уважали и слушали. Я поил его чаем с хорошим печеньем. Слушать людей – моя профессия, или предикат моей профессии: не услышишь – не узнаешь, а я из тех, кто должен знать. К тому же Вальдемар мне нравился.
Так вот, мы поговорили об Иришке. Я выслушал, для начала, что она – социально опасная дура, которую не худо бы изолировать, или, как минимум, отстранить от управления компанией, если это возможно. Я выслушал, что она промотала двести тысяч черт знает на что – на наш экзотический фикус, целый этаж под аренду, который она не использует, но держит за собой, платя наличными завхозу Института, на стулья, на двери (десятка два дверей, которые она закупила для ремонта). Я выслушал, что украинский мальчик Вася – мальчик «продвинутый», и с ним следует иметь дело; что бухгалтер Хафизова – овца, причем, овца неблагодарная, поскольку на эту работу устроил ее Вальдемар; что за свое ничегонеделание она получает «штуку баксов», а главное – что Иришка всегда врет, что у нее болезнь мифотворчества. Последовали примеры. Всё или почти всё не было для меня новостью, но уловил я одно: он напортачил – и боялся сказать, в чем.
Мы подвели предварительные итоги. Компанию нужно было спасать – поскольку Вальдемар тоже был ее акционером, имел пакет в двадцать процентов акций, или «блокирующий», если вы знаете корпоративное управление. Человек, владеющий таким пакетом, в состоянии наделать пакостей компании больше, чем Антимонопольный комитет, но это – к слову. Всего, конечно, я предвидеть не мог, да и кто б мог, боже правый?
После ухода Вальдемара я вымыл чашки, выкурил сигарету, затем позвонил Иришке и коротко сказал, что работать с ней готов. Понимаете, у меня есть принципы. Они не бог весть что, мои принципы. Как «не убей» и «не укради». И у меня есть основания дорожить ими, поскольку мои немудреные принципы сделали меня тем, что я есть. Я помогаю – когда могу. Я объясняю. Я не затеваю интриг против доверившихся мне людей. Никогда не соблазняю дуру, не бью калеку. Я был хорошим читателем Фолкнера, его этика мне импонировала, она тоже была проста. Работодатели меня не пугали – как у любого менеджера, у меня всегда были свои ходы про запас. Если хотите добиться справедливости, совет: ничего не делайте. Просто уйдите, и все. Предоставьте людей самим себе, и дайте их конторе отмереть естественной смертью. Верните их в прежнее состояние. Это – тотальный приговор. Очень непродолжительное