Право Света, право Тьмы. Надежда Первухина
и скуфейке. Отрока звали Роман, и весь город знал его в должностном качестве келейника преосвященного Кирилла.
– Владыко вас сей же час к себе требуют, – не размениваясь на приветствия, отчеканил келейник.
Отец Емельян кротко вздохнул. А его супруга побелела как полотно и всплеснула руками: – Батюшка, что ты натворил?! Отец Емельян улыбнулся:
– Полно тебе, мати, скорбети да рыдати, я уж давно у тебя не хулиганю, стар стал…
– Так что ж случилось?! – Любовь Николаевна схватилась за сердце.
– Потом расскажу. Ну-ну, пусти, милая. Позволь, подрясник переодену. А то опять преосвященный станет говорить, что я выгляжу чересчур задрипанно.
– Емелюшка, родненький, ты ведь и не завтракал даже! Чайку хоть попей.
– Ни к чему, матушка. Вернусь, тогда и почаевничаем, – откликнулся из глубины комнат отец Емельян. – Сама, поди, знаешь, преосвященный ждать не любит.
Переодевшись в «парадно-выходной» лиловый подрясник, протоиерей вышел в гостиную, перекрестился перед большим образом Божией Матери «Милующая», поцеловал супругу и отбыл вместе с келейником в архиерейские покои.
А Любовь Николаевна осталась одна в растерянности и печали. Оглядела стены, прошла на маленькую уютную кухоньку, где ждал-остывал немудреный завтрак… Но разве стала бы верная супруга равнодушно услаждаться чаем с конфетами, в то время как ее возлюбленного протоиерея повлекли пред начальственные очи! Да никоим образом! Любовь Николаевна укрыла тарелки и чашки кружевной вязаной салфеткой, читая по памяти псалом «Помяни, Господи, Давида и всю кротость его». На словах «Священники его облеку во спасение, и преподобнии его радостию возрадуются» в окошко кухни постучали. Любовь Николаевна отогнула занавеску.
– Олюшка, ты? – удивилась она.
Перед окошком маленького протоиерейского домика с самым загадочным видом стояла жена дьякона Арсения и очень выразительно глядела на попадью. И так же выразительно поздоровалась.
– И тебя с праздником, Олюшка, – машинально ответила добросердая попадья, а потом вдруг расплакалась: – Не знаешь ты, что за оказия? Почему это моего отченьку к архиерею повлекли?
Ольга посмотрела еще таинственнее.
– Знаю, – шепотом сказала она, оглядываясь.
– Заходи, – потребовала Любовь Николаевна. Весь дом протоиерея Тишина состоял, по сути, из двух солидных по размеру комнат. В гостиной стоял диван, днем предназначавшийся для визитеров, а ночью превращавшийся в ложе для отца Емельяна; вдоль стен пристраивались шкафы с книгами, небольшая этажерка с разными редкостями вроде хрустальных пасхальных яичек и камешков со Святой земли (это батюшке надарили благочестивые прихожане), письменный стол с кипой «Епархиальных ведомостей» и подшивкой «Православной беседы» (здесь протоиерей готовил свои проповеди) и красивая ширма с вышитыми блестящим шелком павлинами и пионами, привезенная старшей дочкой из Китая – отцу в подарок. На полу лежал старенький ковер с вытершимся от долгого употребления