Похождения соломенной вдовушки. Анастасия Соловьева
притормозила на минутку. Представила: он сидит у изголовья Валериной кровати и держит ее за руку. Рука у Валерии Михайловны детская, невесомая. Я, когда мою ее, боюсь дотрагиваться именно до рук. А он – ничего. Может сидеть так целыми днями.
Они почти не разговаривают. Сил у свекрови мало. Она часто засыпает, впадает в забытье.
Зачем это ему? Вызывающе, шокирующе молодому, стройному, как будто летящему? Зачем ему эта костлявая рука, эта восковая голова на подушке: откуда ни смотри, увидишь только профиль и никогда – анфас?
Надо признать, Валерия была красива и перед смертью. Правда, это была какая-то жуткая, потусторонняя красота. Эстетизация ужасного в духе рассказов Эдгара По.
Ерунда! Он просто ее любит, как никто никогда не любил меня. Вадим на такое не способен в принципе. Это же мужской поступок – просиживать дни напролет возле умирающей. А Вадик – еще ребенок. Валерия, пока была в состоянии, так старательно вдалбливала ему в голову эту мысль. На самом деле скоро ему исполнится тридцать лет...
В комнате послышались шаги, и я, как с места преступления, рванула в столовую из-под двери спальни.
Наука в тот день не лезла мне в голову. Я тупо смотрела в книгу, когда он пришел и сказал бесцветно:
– Она умерла.
– Садитесь, – пригласила я. – Я вам сейчас налью чаю.
16
Почти залпом он выпил стакан горячего чая. Кажется, не почувствовал, что обжегся. Кивнул на пустой стакан:
– Налейте еще... Вы знаете, я сегодня потерял самое дорогое, что было у меня в жизни.
– Я понимаю.
– Я не могу простить себе...
– Оставьте! Вы сделали, что могли.
– Нет-нет, другое... Тогда, в молодости. Я ведь очень давно знал Леру. Вы не поверите, всю жизнь я думал о ней. Все собирался ее найти... А потом она сама отыскалась.
Он сидел на ее месте.
Сидя здесь несколько месяцев назад, она почти теми же словами рассказывала мне печальную историю их встречи и разлуки.
– Хорошо, что вы все-таки встретились. Хотя бы в конце. Без вас ей было бы очень, очень плохо.
– Вы так считаете?
– Она всю жизнь беспокоилась о достоинстве. Благодаря вам она смогла достойно уйти.
– Она должна была жить! – произнес он с тихим отчаянием.
– Это не нам решать.
– Я знаю, у вас были непростые отношения.
– Но я никогда не желала ее смерти! Однако не в этом дело... Вообще-то идите домой, пожалуйста.
– Как?! А похороны?! Кто будет заниматься похоронами?
– Не беспокойтесь, мы сами похороним ее.
– Вы?
– Ну да. Мы. Ее муж, сын, невестка.
– Да что ж вы... раньше-то?
– Давайте определимся, – предложила я. – Раньше мы тоже делали что могли. И вы делали. Но вы могли больше. А теперь все, что бы вы ни сделали, будет неконструктивно. Разрушительно.
– Почему? Что такое вы говорите?! Я хочу ее проводить! – настаивал он.
– Дайте сыну проститься с матерью. Уважайте чужие чувства!
–