Тэсс из рода д'Эрбервиллей. Томас Гарди
Она прекрасно знала, что лучшие из них пожалеют на следующий день о своей вспышке. К этому времени все они уже вышли на луг, и Тэсс начала тихонько пятиться, чтобы выбраться из толпы и убежать, как вдруг из-за угла изгороди, заслонявшей дорогу, показался приблизившийся неслышно всадник. Это был Алек д’Эрбервилль.
– Какого черта вы так расшумелись? – спросил он.
Объяснение заставило себя ждать, да он, в сущности, и не нуждался в нем. Еще издали, услышав возбужденные голоса, он поехал тише и узнал достаточно, чтобы удовлетворить свое любопытство.
Тэсс стояла в стороне, недалеко от калитки. Он наклонился к ней.
– Прыгайте в седло, и мы удерем от этих визгливых кошек! – шепнул он.
Она была близка к обмороку, так остро она ощущала все происходящее. При всяких других обстоятельствах она отказалась бы от его помощи, как отказывалась уже не раз, и даже чувство одиночества не принудило бы ее поступить иначе. Но приглашение последовало в ту минуту, когда страх и негодование, внушенные врагами, могли благодаря одному движению превратиться в торжество над ними, и Тэсс, подчиняясь порыву, поставила ногу на носок его сапога, подпрыгнула и очутилась в седле позади него.
Они уже скрылись во мраке, когда пьяные забияки сообразили наконец, в чем дело.
Пиковая Дама, забыв о пятне на своем корсаже, встала рядом с Бубновой Дамой и подвыпившей новобрачной, – все трое напряженно смотрели в ту сторону, откуда, замирая, доносился топот.
– Куда вы смотрите? – спросил один работник, не заметивший, что произошло.
– Хо-хо-хо! – захохотала смуглая Кар.
– Хи-хи-хи! – захихикала подвыпившая молодка, опираясь на руку любящего мужа.
– Ха-ха-ха! – вторила мать смуглой Кар и, поглаживая свои усики, коротко объяснила: – Из огня да в полымя!
А затем эти дети природы, которым даже чрезмерное количество спиртного не причиняло большого вреда, побрели по тропинке, пересекающей луг, и вместе с ними двигались их тени, а головы теней обведены были опаловым кругом – лунным сиянием на сверкающей росе. Каждый видел только свой ореол, который не покидал его тени, как бы вульгарно она ни раскачивалась из стороны в сторону, – наоборот, тем теснее казался он с ней связанным, украшая ее и преображая; и вот уже спотыкающиеся движения стали неотъемлемой частью сияния, а насыщенное алкоголем дыхание претворилось в туманы ночи – дух темного луга, лунного света, самой природы слился в единую гармонию с духом пьяного веселья.
XI
Сначала лошадь скакала легким галопом, а парочка хранила молчание. Тэсс, цепляясь за своего спутника, все еще переживала свой триумф, но у нее уже возникали и опасения. Она заметила, что ехали они не на той горячей лошади, на которой он иногда ездил, и, хотя ей трудно было держаться в седле, волновалась не по этому поводу. Она попросила его пустить лошадь шагом, и Алек послушно исполнил ее просьбу.
– Чисто было сделано, не правда ли, милая Тэсс? – спросил он затем.
– Да! –