Февраль. Ирина Юрьевна Воронцова
превосходный немецкий! Поговори с ним!
– Нет нужды, э-э… мадам… я… я неплохо знать… французский…
– О-о, нет-нет, моя подруга прекрасно говорит по-немецки! Её второй муж был немец, между прочим, друг вашего хозяина! Добрейшей души был человек, жаль, скончался пару лет назад, – тут я состроила скорбную мину, искренне надеясь, что французский старина Ганс действительно знает «неплохо», и мою историю поймёт как нужно. Особенно ту её часть, что намекала на беспросветное одиночество бедной вдовушки Франсуазы.
Последняя, правда, не спешила благодарить меня за мою разговорчивость, и обжигала пламенным взглядом. Как это я не превратилась в горстку пепла до сих пор? Наигранно хихикнув, я прикрыла рот ладошкой, и отошла на пару шагов в сторону, сделав вид, что изучаю великолепные картины на стенах.
Подборка и впрямь была занятная. Меня, как человека, к искусству неравнодушного, она порадовала несказанно. Например, репродукции работ родного Моне, Вокзал Сен-Лазар, Бульвар Капуцинок, и прочие милые любому французу вещицы. Чуть дальше по коридору я обнаружила знакомые работы Франсуа Бонвена, и даже парочку оригиналов Мари-Дениз Вильер!
[3]
Это было вдвойне удивительно, потому что Вильер – женщина, а к женскому творчеству в наше время относились с осторожностью. Что сказать: ещё один плюс хозяину отеля! Вдобавок ко всем предыдущим.
Немцев я вообще-то не любила, но, по крайней мере, у господина Шустера чудесный вкус, это радует. Так, а что у нас здесь? Я так увлеклась картинами, что и не заметила, как ушла вглубь коридора, оканчивающегося небольшой залой.
Напротив возвышалась широкая лестница, укрытая дорогими коврами алого цвета, она вела на верхние этажи. Слева и справа от неё стояли столы, укрытые кружевными белыми скатертями, за некоторыми из них сидели люди. Чуть поодаль, у стены, я заметила бар, а у стойки, несмотря на ранний час, уже прочно обосновались троица желающих выпить. Я присмотрелась к ним, и сразу поняла – русские. На столе стояла бутылка хорошей водки, и тарелка с корнишонами, с намёком на традиционно русские солёные огурцы. Двое мужчин отчаянно спорили, третий записывал что-то в маленький блокнот, не обращая ни малейшего внимания на своих товарищей. Правда, будто почувствовав на себе мой любопытствующий взгляд, он оторвался от своей писанины, и внимательно посмотрел на меня. Я поспешила приветливо улыбнуться в ответ, не испытывая ни малейшей неловкости из-за того, что он застал меня врасплох. Стесняться я разучилась лет, эдак, с пять-шесть назад. С таким мужем, как Рене, о скромности быстро позабудешь!
Светловолосый мужчина улыбнулся в ответ, не менее нагло, чем я, и кивнул мне в знак приветствия, после чего продолжил записывать что-то в свой блокнот. Я же, решив не заострять внимания на русских блондинах, продолжила изучать взглядом банкетный зал. У стены слева от лестницы моё внимание привлекла высеченная из дерева фигура медведя, а напротив – такая же в виде охотника с ружьём, который будет вечно целиться в свою жертву, но никогда её не убьёт. Надо же, какая