Бесконечная жизнь майора Кафкина. Александр Шушеньков
какое!
Кафкин попытался заплакать. Был бы человеком – напился б от тоски! А может, действительно клюкнуть? Дома-то запасов нет из-за Швабры. Но зато Котенко точно держит! У летчиков так положено, как он говорил: «Для смазки организма». Канистра спирта под кроватью. От сына старик прячет. Вот, значит, и еще один повод нанести визитец ворюге. Главная причина, разумеется, – «Советская военная энциклопедия». Ее надо вернуть всенепременно! Конечно, возникает вопрос: возможно ли пробраться в его дом? Но сначала надо проститься с мамашей. Записку написать или просто глянуть на нее. Ты жива еще, моя старушка? Жив и я; привет тебе, привет!
Он умело пополз по стене к окну комнаты матери. Перемещаться на вертикальной поверхности было и легко, и приятно. Вот какие они – новые возможности: лучше, чем у цирковых акробатов! А что, если их использовать? Это ж какие горизонты открылись теперь? А?! Так лазить по стене ни один диверсант не может! Да ему отныне вообще цены нет! Взять да и предложить услуги министрам в плане проведения секретных операций? Можно залезть с атомной бомбой на Пентагон и сбросить ее посредине проклятого пятиугольника! Показать им кузькину мать! А?! За такое дело и Героя дадут, и в звании повысят – никак не меньше полковника. Какое там – полковника? Генерал-майора, иначе – не согласен!
«Впрочем, с атомной бомбой я погорячился, – одумался Кафкин, приближаясь к материнскому окну. – Слишком опасно. Эвакуироваться-то не успеть, вот в чем проблема. Ладно, есть и еще варианты… Пускай Генштаб думает!»
Свет в комнате матери не горел – видно, спать легла. И форточку закрыла. Жаль, не получится забраться в каморку. Бедная мамаша: сын стал гусеницей, да еще и напугал при встрече. Хоть не окочурилась от страха… Главное теперь – чтобы нога ее вылечилась. Здоровье-то у нее отменное – каждый день мочу по утрам пьет по методу Малахова.
Придет время, он сам ей откроется. А почему бы и нет? Указать в записке, что временно работаю на Министерство обороны. Абсолютно секретно. Вынужден маскироваться под гусеницу.
Кафкин в душе улыбнулся: все будет хорошо! Жить пока придется на чердаке. Там ни Жердь не найдет, ни Котенко, ни менты, если вдруг станут искать. Никто не сунется, а гусенице на чердак влезть раз плюнуть. Там и щели-зазоры есть между крышей и стенами. Для человека маловаты, а гусенице – вполне. Вернуть туда энциклопедию от Котенко, периодику из ленинской комнаты… И книжку подаренную, что родственник пражский написал. Да, и канистру со спиртом! И кочанов побольше поднатаскать, чтобы всегда был запас. Днем-то не вылезешь, а голод – не тетка!
Желудок при этих мыслях забурлил беспокойно-призывно, и Кафкин спустился в огород, где тут же умял огромный кочан. Да, запасы крайне необходимы, причем начинать их делать надо с соседских огородов.
Сказано – сделано! Он перевалился мягко через забор, отделявший его участок от оборвышевского. Их огород, как и говорила Елена, был плотно усажен подрастающей капустой. Кафкин съел на пробу небольшой кочанчик и направил извилистый волновой путь к дому Котенко. Надо было