Несчастные девочки попадают в Рай. Кэрри Прай
самого дорогого воспоминания.
Чудесное утро сменилось скверным днем, а прекрасный вечер превратился в слезливую, бессонную ночь – это ли закон равновесия? Едва ли возможно устоять на такой шаткой платформе прибывая в стабильности. Едва ли.
Уткнувшись лицом в подушку, я кляла Пашку, – злость так и душила меня – а отлеплялась только для того, чтобы набрать воздуха в легкие.
– Эй, – послышалось за окном. – Златка, спишь?
Мои распухшие от слез глаза распахнулись.
– Сема? – подскочив с кровати, я на цыпочках подбежала к окну. – Что ты тут делаешь?
– Принес кое—что, – прошептал он. – А ты думала, что я дверью ошибся?
Одной рукой парень держался за раму, а другой ковырялся в кармане.
– Держи, – он протянул мне утопленный кулон. – Кажется, это твое.
Я лишилась дара речи, но когда холодное золото коснулось ладони, обрела его вновь:
– Как ты…?
– Это не я, – резко обрубил он.
Задрав голову к ночному небо, Семка невесело улыбнулся.
– Это Сашка, – словно нехотя объяснил он. – Сам он постеснялся отдать. Сыкло – что с него взять? Но, он был крайне рад, что колодец не слишком глубокий.
Невольно губы задрожали.
Саша?! Неужели, он пошел на это?
– Спасибо, – я задохнулась от счастья. Тяжелая обида скатилась с моих плеч и разбилась о дощатый пол. – Передай ему, что я очень рада. Поверить не могу, что кулон нашелся. Спасибо. Большое спасибо.
На лице Семы появилась улыбка. Грустная улыбка. Надо сказать, что искренние, человеческие эмоции больше украшали его, хотя казалось, что украшать там больше нечего.
– Пожалуйста, – тихо ответил он и принялся неторопливо спускаться. На прощание, наши взгляды встретились, лишь на секунду, но мне хватило этого времени, чтобы уловить горькую нотку.
– Спокойной ночи, Злата.
– И тебе спокойной, Сема.
Крепко зажав в руке цепочку, я прижала кулак к сердцу. Боже, сколько же слез было пролито зря. Она моя, и больше никто не посмеет ее взять. Никто.
Я смотрела в ночное небо и благодарила высшие силы, за то, что были справедливы ко мне. Вот оно, равновесие.
Входная дверь Соколовых закрылась. Со звуком. А на крыльце остались блестеть мокрые следы от обуви. И тут мне стало все ясно – в колодце ковырялся не Саша. Это был Сема. Именно он и никто другой. Но, почему тогда солгал? Ради брата? Очевидно, да.
Это был самый бескорыстный поступок, о котором я только знала.
Боже, Сема действительно бесчестный, только вот по честности… Ай, просто это очень сложный феномен, для того чтобы быть легко объясняемым.
Что—то екнуло в моем сердце. Хрустнуло и разделило его на две части. Прежде мне доводилось чувствовать подобное, но вот, странное ощущение повторилось. С двойной силой. Однако, оно не доставляло мне радости, наоборот, заставило напрячься.
Мне было четырнадцать, и тогда, я впервые испытала сильные чувства… к двоим.