Эльфиния: Заговорённые холмы. Дорофея Ларичева
пожадничал, подарил бы за такой поступок!
Информатик рысцой помчался к дорожному переходу, где уже предупреждающим огнём горело зелёное око светофора, пристроился в последний ряд спешащих от остановки горожан, и сам стал видимым, вполне реальным человеком. Он пересёк улицу, с широкой улыбкой подошёл к нам, кивнул Светке, хлопнул меня по плечу.
– Молодец, что подождал. Теперь можно за знаниями до школы прогуляться.
Он заговорщически подмигнул Крыловой, и Язва растерянно нахмурила лоб: лишний раз доказать своё превосходство не вышло. За это я искренне улыбнулся Славику. Может, он не такой плохой, как я о нём думаю? Ну, увлёкся спасением Брианы, подставил меня с девчонками, чуть не погубил. М-дя, у всех нас свои недостатки.
На первый урок мы сильно опоздали, но Славик умудрился даже этот вопрос с математичкой уладить, за что ему не один, а целых два пряника полагается. Жаль, присутствие Язвы помешало выспросить, что же такого совершил наш скромный школьный информатик.
Зато на сегодняшнем занятии я ловил на себе задумчивые взгляды Язвы, и это бесило Эльку.
– Почему она к тебе привязалась? – Тихонова накинулась с расспросами на первой же перемене.
– Влюбилась. Физик уже не кумир умных девочек, – я попробовал отшутиться. Но Элька не отставала, и пришлось пересказать утренние события.
– Эта не отвяжется, – предупредила она в конце рассказа, – будь осторожен, когда чудишь.
Я и сам понимал. Роль школьной ведьмы и по совместительству доморощенной нечистой силы принадлежала Тихоновой. Испарись Элька на уроке или превратись в дикобраза со щупальцами и павлиньим хвостом, подозреваю, никто бы не удивился сверх меры. У Тихоновой даже прозвище – Радиоактивная, что с неё возьмёшь? Моя кудрявая подруга всячески подпитывала слухи о себе, держала марку, «обновляла имидж», периодически сталкиваясь с кем-то в классе или в параллели.
До появления такой яркой одноклассницы я слыл «парнем без причуд», «зубрилкой» и «ботаном». А теперь всё сильней замечал перемену отношения ко мне одноклассников и сам менялся. Но чтобы прилюдно чудить… Ни-ни. Меня же мама с бабушкой съедят!
Я думал об этом ровно до четвёртого урока. Я честно не желал ни во что впутываться. А началось всё на двенадцатой минуте занятия, когда Стёпка Дохлый Фунтик с замогильными интонациями цитировал перед Елизаветой Арсеньевной, нашей учительницей литературы, стихотворение Заболоцкого – что-то про смерть и дерево.
Как раз тогда запертая с момента каменного века дверь стенного шкафа шумно распахнулась, подняв облако пыли и паутины.
Вначале из недр древней свалки с грохотом вывалилось пустое ведро, а следом за ним, заставив онеметь всех присутствующих, выбралась Ли-дви-ра при полном параде: в шубе, украшенной веткой живого вьюна, с мечом наголо, в сапогах с клинками на носах…
– Ты!
Я вжался в парту, ибо лесная направилась ко мне. Мамочка вернее, Валентинушка – мой ручной демон, спасай!
Потрясённая учительница полузадушенной рыбой