Перерождение. Галина Валентиновна Чередий
оттолкнул ребят, пихая при этом в спину меня. На этот толчок мои бедные ребра отозвались яростным протестом.
– Пешком ходить для здоровья полезнее! – нагло заявил им, и те стушевались под его тяжелым взглядом, покорно отступая.
– Поаккуратнее можно? – зашипела я в кабине.
На моей двери обнаружились две бумажные, наклеенные полоски с печатями, из которых следовало, что квартира опечатана полицией. Видимо, кто-то из соседей все-таки вызвал органы в ночь моего похищения, и те, обнаружив дверь со сломанным замком и отсутствием хозяйки, вот так отметились. Когда я оторвала бумагу, дверь просто распахнулась, и я выругалась, поняв, что, очевидно, замки пришли в полную негодность, и даже ручка с щеколдой заклинила, а значит, я, считай, осталась вообще с проходным двором вместо своей квартиры. Стремительно прошла внутрь, вполне ожидая, что меня и обнести успели, потому как кого могут остановить дурацкие полоски бумаги на клею? Приглашением для Риэра я не утрудилась. Видеть его в своем доме я нисколько не хотела, но не сомневалась, что он пригласит себя сам.
– Барс! – позвала, обшаривая взглядом вокруг. – Барс, нахаленок мой, где ты?
Но ответом была тишина, и нигде кота не наблюдалось. Я вихрем, наплевав на боль при каждом движении, промчалась по квартире, заглядывая в каждую щель и укромное местечко, где любил высыпаться Барс, но нигде его не обнаружила. Горло сжалось, и подступили слезы. После всего, что пришлось вытерпеть, именно исчезновение моего кота грозило стать тем, что меня раздавит. Потому что… ну черт! Барс был последним живым существом, которым я по-настоящему дорожила. После папиной смерти и полного провала с попыткой наладить хоть какое-то общение с моими сводными братом и сестрой из его первой семьи никого у меня и не осталось. Олег, с которым мы вроде и прожили бок о бок шесть месяцев из семи, что длился наш, с позволения сказать, роман, и который рассматривался мной одно время в качестве кандидата на что-то в долгой перспективе, так и не сумел стать действительно кем-то дорогим и близким.
– Кончай метаться, пупс! – одернул меня Риэр, озираясь и принюхиваясь. – Свалил от тебя кот. Да и мужика у тебя, похоже, нет. Что, с таким характером ни с кем не уживаешься?
Я развернулась к этой бесчувственной скотине, сжимая кулаки и злобно щурясь, чтобы не позволить пролиться слезам. Он же смотрел в ответ пристально и, я бы сказала, как-то азартно, что ли, кривясь в своей высокомерной ухмылке. Так, словно ожидал моей неизбежной бурной реакции как развлечения. Будто я какая-то мышь в стеклянной банке, в которую он тыкает палкой, желая понаблюдать, как она будет себя вести. И это слегка отрезвило меня. Становиться источником его извращенного веселья я не собиралась. Риэр приподнял бровь, поняв, что бросаться на него я не намерена, и хмыкнул, словно говоря «ну ладно, не в этот раз».
– Я тут подумал и решил, что не поедем мы пока ко мне, – сообщил он, оглядывая мою квартиру уже по-хозяйски. – Если все равно ближайшие дни нам выслеживать этого массовика-затейника, то смысл за город