Иная планета (сборник). В. В. Кадыров
предатель, не дает им покоя. Сабыра-то уже выпустили, реабилитировали. Но он со старыми приятелями и видеться не хочет. Они пытаются ему помочь, пристроить куда-нибудь на работу. А Сабыр отказывается. Ничего ему уже в жизни не надо, разочаровался. Пьет горькую. Короче, разругались товарищи на горе и между собой и между женами, напились и давай камни с горы спускать, как в детстве бывало. А наутро узнают, что одним из камней убило молодую женщину. А что дальше было, в книге прочитаешь или кино наше посмотришь. Кстати, слышал о Болоте Шамшиеве? Так вот он этот фильм и снимает.
Клим Иванович, сняв пробу из котелка, налил похлебку в железные миски и поставил на стол.
– А при чем тут Сталин? – спросил я.
Клим Иванович дернулся и зло посмотрел на меня.
– А кто их сделал предателями? – прошипел он. – Кто загубил молодой талант? Сабыр, возможно, киргизским Пушкиным мог стать. А стал надломленным человеком. В восемнадцать лет, когда душа переполнена великими порывами, пошел валить лес и хлебать баланду.
– Да уймись ты, Клим Иванович! Парень-то тут при чем? – добродушно улыбнулся Валера. – Тебя как величать? Сергеем? Дело в том, что художник наш, Володя, предложил режиссеру обыграть сцену с метанием камней с горы. Чтобы пошел камнепад и разрушил этот барельеф вождя. Шамшиеву идея понравилась, вот мы и делаем этого Сталина. А народ всякие небылицы плетет. Ты, Серега, прости Клима Ивановича. Зол он очень на «отца народов». Пострадал Клим Иванович за портрет Иосифа Виссарионовича, как и Сабыр, в восемнадцать лет. Талантливым художником мог стать наш Клим Иванович, большие надежды подавал. Портрет вождя кому попало не доверят рисовать. А он, дурак, когда портрет был готов, заорал на всю площадь: «Где Сталина будем вешать?» Его тут же и упекли на «курорт» в Сибирь.
Клим Иванович крякнул, плеснул водку из стакана в рот и неожиданно затянул хриплым голосом:
Я подковой вмерз в санный след,
В лед, что я кайлом ковырял,
Ведь недаром я десять лет
Протрубил по тем лагерям.
Валера прикрыл глаза и подтянул Климу Ивановичу:
До сих пор в глазах снега наст,
До сих пор в ушах шмона гам,
Эх, подайте мне ананас
И коньячку еще двести грамм!
Я смотрел на вперившегося в даль Сталина, выглядывающего из склона горы. Его гигантская голова нависала над нами, словно надвигающийся ледокол. А в близком небе плыли облака.
– Облака плывут, облака, – жалостливо выводили Клим Иванович и Валера.
Я взял ложку и миску и хлебнул горячей похлебки.
Допев песню, Валера наполнил стаканы, и мы вновь выпили.
– У Володи, художника, отец тоже был из пострадавших, – заговорил Валера. – Так вот отец ему рассказывал, как один зек восемь лет вырубал портрет Сталина в скалах. Потом его освещали ночью факелами, и он встречал все проезжающие мимо поезда. Жуткое зрелище. Представь себе, Серега, плывут мимо вагоны, в них, в основном, зеки, а на них уставился этот упырь. Мурашки по коже бегут.
– А