Лед. Бернар Миньер
Жандармы и сыщики считались нашими врагами: фашисты, цепные псы на страже власти, аванпост реакции. Они обеспечивали комфорт мещанам и притесняли слабых, эмигрантов, бездомных… Мой отец был жандармом, и я знала, что он совсем не такой, но думала, что правы мои однокашники. Отец – просто исключение из правил, вот и все. Потом, закончив учебу, я увидела что мои товарищи-революционеры становятся врачами, помощниками нотариусов, служащими в банках, говорят все больше о деньгах, капиталовложениях, инвестициях и чистом доходе, и начала задавать себе вопросы. Поскольку я была безработной, пришлось выдержать конкурс.
«Чего уж проще», – подумал он.
– Сервас – это ведь нездешнее имя?
– Циглер тоже.
– Я родилась в Лингольсхайме, возле Страсбурга.
Он уже хотел ответить, но тут подал голос мобильник Циглер. Она жестом извинилась и ответила. Сервас заметил, как Ирен нахмурилась, слушая собеседника. Она опустила телефон и посмотрела на Серваса отсутствующим взглядом.
– Это Маршан. Он нашел голову коня.
– Где?
– У себя, в центре верховой езды.
Они выехали из Сен-Мартена по другой дороге, не по той, по которой въехали. На выезде из города находился опорный пункт горной жандармерии, к услугам которого часто прибегали те, кто занимался спортом, связанным с высоким риском.
Проехав три километра, они свернули с главной дороги и покатили по просторной долине, окруженной горами. Теперь можно было и немного вздохнуть. Вскоре с обеих сторон шоссе появились заграждения. Снег ослепительно сверкал на солнце.
– Подъезжаем к владениям семейства Ломбар, – объявила Ирен Циглер.
Она вела машину быстро, несмотря на трудную дорогу. Они подъехали к перекрестку, где шоссе пересекала лесная аллея. Оттуда их проводили глазами двое всадников в конных шлемах, мужчина и женщина. Их лошади были той же черной масти с коричневым отливом, что и мертвый конь, найденный на горе.
«Да, гнедой», – вспомнил Сервас.
Немного поодаль баннер с надписью «Конный центр» приглашал их свернуть налево.
Лес кончился.
Они проехали мимо низких строений, напоминавших амбары, и Сервас увидел несколько прямоугольных площадок с множеством препятствий и барьеров, длинную постройку, где находились боксы, а также выгон и еще одно здание, более импозантное, где, видимо, размещался манеж. Перед ним стоял фургон жандармерии.
– Прекрасное место, – сказала Циглер, вылезая из машины и обводя глазами долину. – Три открытых манежа: один для преодоления препятствий и два для выездки. Беговые дорожки, а самое главное вон там, вдалеке, – большой ипподром.
Их встретил жандарм, и они пошли следом за ним. Отовсюду раздавалось нервозное ржание и стук копыт, словно лошади чувствовали, что что-то случилось. Сервас сразу ощутил, как по спине побежали струйки холодного пота. Когда-то в молодости он пытался заняться верховой ездой и потерпел полное фиаско. Сервас боялся лошадей точно так же, как скорости, высоты и большого скопления народа. Дойдя до конца боксов, они увидели желтую