Любовь покоится в крови. Эдмунд Криспин
сначала опрокинулся назад на стол, а потом соскользнул с него на пол, поскольку его голова лежала у ножки стола, а руки были раскинуты так, словно он пытался опереться на них. Кровь струилась на ковер по левой стороне его лица, и левый глаз превратился в черную запекшуюся дыру, в которой копошились мухи.
Присутствующие молча смотрели на эту картину, пока тошнота не заставила их отвести глаза. Директор пробормотал дрожащим голосом:
– Ради всего святого, Уэллс, зачем вы включили печь?
– Сэр, когда я нашел его, тут все так и было, – промямлил Уэллс. – Вы же сами сказали – ничего не трогать.
Он опять вытер мокрое лицо платком. Даже лысина у него на голове лоснилась от неестественного жара, а тощее и сутулое тело, казалось, едва держалось на ногах. Шаря пятерней по полированному дереву, Уэллс нащупал спинку стула и в изнеможении сел.
Фен ослабил галстук и расстегнул воротничок. Он стоял возле окна и следил, как один из полицейских, по указанию Стэгга, фотографирует труп и комнату. Потом за дело принялся врач. Стэгг приблизился к печке и с сомнением уставился на аппарат. Поразмыслив минуту, он подошел к розетке, от которой тот работал, и вытащил вилку с помощью карандаша. Раскаленная решетка поменяла цвет с алого до оранжевого, потом до охряного и погасла. Стэгг повернулся к Фену.
– Очень необычно, сэр, когда в такой жаркий вечер включают электронагреватель, – заметил он. Помолчав, он добавил: – Я слышал, что таким способом преступники иногда согревают тело, чтобы нельзя было установить точное время смерти.
Фен обмахивался своим блокнотом, пока не сообразил, что от этих усилий ему становится только жарче.
– Верно, – кивнул он. – Но сейчас печка стоит в нескольких футах от тела. И поскольку это переносное устройство, не думаю, что кто-то использовал его для такой цели.
Он шагнул к маленькому столу, перед которым лежал Сомерс.
– Судя по всему, – робко предположил Стэгг, хотя сказанное им было очевидно, – он за ним работал.
Все молча уставились на стол. Посередине лежал большой блокнот с промокательной бумагой, где зеркально отпечатались несколько чернильных надписей. Можно было разобрать слова «удовлетворительно», «весьма недурно», «большой прогресс с начала семестра» и бесконечные вариации инициалов «М» и «С». На классном журнале громоздилась пачка отчетных бланков, а рядом валялась горстка конвертов, похожих на те, что скопились на большом столе. Снаружи на каждом имелась надпись с названием класса и фамилией классного руководителя, а внутри лежали новые пачки с бланками. Кроме того, на столе можно было заметить пепельницу с парой погашенных окурков, большую круглую лунку с черно-синими чернилами, открытую склянку из-под чернил, длинную и широкую полосу черной ткани с узелками на концах и перьевую ручку.
Стэгг повернулся к директору:
– Это отчеты для промежуточного экзамена?
– Да, суперинтендант. –