Иль. Альберт Иванович Калинов
как можно шире, рогач затаился. И вот…
Несколько травинок, сорванных стремительным вихрем, плавно, почти невесомо опускались на землю. Никто и не заметил, как это случилось. Получив удар заостренным клювом, как наконечником стрелы, в набитое брюхо, жук уже лежал в прежней позе ловца, в его спине, зияла сквозная дыра. С ним все было кончено.
Клен постепенно выздоравливал. Жадный пустоцвет оставил его корни в покое и убрался вон с поляны. Сестры же приходили теперь к спасенному дереву каждый день. Они присаживались у его корней и, подражая птицам, запевали для него свои странные песенки. Дерево, словно подпевая им, раскачивалось и шумело листвой. И следом оно игриво пропускало сквозь пышную крону солнечные блики прямо на лица девушек. Это очень веселило сестер, они жмурились и перебегали на новое место, скрываясь в тени, но световые проказники находили их снова, и тогда все повторялось. Иногда клен опускал свои большие ветки низко к земле, чтобы девушки могли легко взобраться на них, и он раскачивал сестричек на своих могучих качелях. Так проходили дни за днями, и каждый новый день начинался с уже привычного: сестры отправлялись на цветущую поляну в гости к клену. Они знали, что это дерево было особенным. И дело не в том, что оно было единственным из своего рода-племени, и не в том, что стояло обособленно и одиноко, а в том, что с ним была связана тайна. Прислушиваясь к клену, сестры узнали и его историю. Нам она непременно показалась бы странной, невозможной, но для лесных дев в ней все было так, как и должно.
Как после долгой темной ночи ярко-желтое светило по утрам пронизывает все вокруг, вдыхая жизнь, так и клен был преисполнен надежды.
Однажды дерево отделилось от своих собратьев, потому что в нем зародилось желание двинуться с места. Да, да подобно тем, кто пробегал и проползал там, у земли, и прятался в траве, тем, кто укрывался среди листвы и взбирался по его стволу на крохотных лапках, клен также готов был сдвинуть с места свои корни.
Невозможно описать, насколько сложно было это. Но так случилось что клен оказался в этом лесу. Но, скрываясь под покровом ночи, передвигался он так медленно, что это было не заметно глазу. Прошли века, и вот он здесь. А потом почувствовало вдруг древо, что по его жилам текли теперь не соки, а самая настоящая кровь. Так что теперь этот клен был не деревом в нашем привычном понимании, а чем-то иным.
Сестры бежали, взявшись за руки, по солнечной поляне, ступая босыми ногами по теплой, мягкой и влажной траве. Дерево больше не было одиноким.
Шло время. Из двух сестер именно Латель все больше и больше привязывалась к нему. Однажды она пришла к клену одна совсем еще ранним утром, когда Аллая спала, а первые рыжие стрелочки лишь чуть-чуть коснулись неба. Именно она, Латель, незаметно для себя словно приросла к клену и теперь готова была дни и ночи проводить рядом с ним. Она приходила даже тогда, когда звезды только рассыпались по небосводу.
Латель глотала вечерний туман через едва приоткрытые