Жёстко и угрюмо. Андрей Рубанов
сказал я. – Тарковщина – это да. Это, так сказать, очевидно. Но кто же будет снимать фильм?
– Понятия не имею, – ответил Ржанский. – Кто купит права, тот и снимет. Для меня это слишком жёстко и угрюмо. Без обид, ага?
– Ага, – сказал я. – Но где там жесть? Где угрюмство? Может, в пятой главе есть немного…
– Я не дочитал книгу, – перебил Ржанский. – Не успел. В самолёте начал… Написано – вполне… Но в целом – повторяю, не мой материал… Тем более, у меня готов большой проект… Надеюсь запуститься в этом году…
– Кстати, – я спохватился. – У меня есть и другие идеи. Много интересного…
– Присылайте, – вяло разрешил гений.
Я понял, что пора сваливать.
– Познакомиться с вами – большая честь.
– Ага.
Семён засопел.
– Кстати, а угоститься сигареткой…
Ржанский протянул пачку.
Попрощались любезно, но мгновенно.
В коридоре я извлёк конверт и пересчитал.
– Не на…бали? – спросил Семён.
– Нет.
– По-моему, мы им не понравились.
– Значит, кина не будет.
– Будет, – сказал Семён сурово. – Я видел их глаза. У нас есть то, чего у них нет.
– И что же, – спросил я, – у нас есть?
– Синяки и шишки.
Покинув территорию всемирно известного концерна, мы срочно приобрели ещё одну бутыль с тем же примерно содержимым. Глотнув и подышав носом, я понял, что пребываю под большим впечатлением. Питерский гений однозначно излучал блеск. После пятого глотка это стало очевидным, и возбуждение выродилось в резкий приступ голода.
– Возьмём такси, – предложил я. – Доедем до дома, как белые люди. Отварим пельменей. Сегодня мы это заработали. Сегодня хороший день, я хочу быть сытым.
Семён яростно засмеялся.
– Дурак! С таким подходом у тебя не будет будущего в кинематографе. Вон, видишь, палатка? Куры-гриль?
– Вижу, – ответил я. – Чёрт возьми, брат. А я всё думал, кто из вас двоих – гений. Теперь вижу: ты.
– Не надо оваций, – скромно ответил товарищ. – И не бери целую курицу. Половинки хватит.
Мы отошли в кусты, мощно глотнули и радикально закусили. Ангел успеха бесшумно сделал круг над нашими лохматыми головами и улетел в сторону центральной проходной «Мосфильма»; безусловно, он где-то там и обитал.
Установился вечер.
Французскую сигарету – подарок Ржанского – Семён курить не стал, заложил за ухо бережно.
– Когда будут снимать фильм, – сказал он, – потребуй для меня роль. Третьего уголовника в пятом ряду. Во ВГИКе мне все говорили, что я фактурный.
Шли пологим спуском с Ленинских гор по Мосфильмовской улице. Москва открылась навстречу, как толстый подробный роман. Светились строчки окон; за каждой буквой – чьи-то нервы. Поворот реки, купола Новодевичьего, увесистые дома, плавные арки мостов, разнонаправленное скольжение автомобильных огней, химические цвета реклам, сырой весенний ветер – читай дальше, человек, у этой книги нет