Сестра моя – смерть. Николай Зорин
не выдержит веревка?
Она дожидалась ночи. Она не человек, я так и думала! Этим все объясняется. Все, все, абсолютно все! Кромешная темнота…
Рвется, рвется. Тяжело дышит и рвется – нелегкая работа. Но веревка не выдержит, точно не выдержит.
Не выдержала, оборвалась. Мертвая спрыгнула на пол. Я не вижу ее, я ее не вижу! Видит ли она меня? Дышит тяжело, со всхлипами. Что она будет делать? Бросится на меня? Почему она меня не убила, тогда не убила, днем? Дышит и дышит, дыхание ее похоже на рыдание. Или она действительно плачет? Оплакивает свою рано прервавшуюся жизнь? Она отомстит, но я не виновата. Я не виновата, но как ей это объяснить? Я ее даже не вижу и рот забит тряпками – китайское покрывало.
Где она? Сидит на полу, отдыхает после трудной работы перед еще более трудной – убийством? Я и сама умру – задохнусь ужасом, я и сама умру. О чем она плачет?
Любить как сестру, убить как сестру. Какая темная ночь! Встала, пошла, тяжело ступает, с огромным усилием – трудно ходить на мертвых ногах, мертвое тело – неподъемная ноша. Ужас сейчас обрушится – смерть. Остановилась. У меня есть минута – еще минута жизни, передышка перед смертью. А может, и нет минуты, может, уже вот сейчас…
Пошла, понесла свою тяжкую ношу, мертвое тело. Все. Зажмуриться. Не надо бояться…
Мимо прошла. Хочет напасть сзади, как днем? Почему она молчит, почему ничего не говорит? Идет и идет на непослушных ногах. Упала. И опять зарыдала. Ей жалко меня убивать? Скорей бы все кончилось!
Поползла, волоком перетаскивая свое тело. Нагнетает кошмар или в самом деле идти ногами ей трудно? Ползет и ползет, уползает все дальше – от меня дальше. Вот уже выползла в прихожую. Я не могу ее понять, я совсем не могу ее понять!
Дверь – входная дверь – хлопнула. Неужели ушла? Не может быть!
Ушла. Тишина, больше ни звука.
Да, ушла. Милосердная Люба.
Я в квартире одна. Только часы стучат, надрываются. Ужас отпускает, ужас уходит прочь. Я смеюсь, смеюсь, смеюсь, беззвучно смеюсь, ведь рот забит тряпками.
По моим расчетам было около двенадцати дня, когда позвонили в дверь. Никакой надежды на спасение этот звонок в меня не вселил – ну и что? Вчера тоже звонили. Не вдохновили меня и шаги в прихожей – шаги, что шаги? Вчера тоже входили в квартиру. Но сегодняшние шаги отличались от вчерашних – они не крались боязливо, они были полны решимости, они хотели знать, что же такое происходит: не открывают, а между тем дверь не заперта. Вот дошли они до комнаты и замерли – неужели спасуют, как вчерашние? – но замерли они лишь на секунду.
– Алена! Боже мой!
Александра, мамина подруга, или, как я привыкла называть ее с детства, тетя Саша, бросилась ко мне.
– Да что же это такое?! Бедная ты моя!
На вскрики и причитания у нее не ушло много времени, тетя Саша быстро сообразила, что делать, сбегала на кухню, принесла нож и меня освободила. Руки так затекли и онемели, что совершенно отказывались подчиняться, я пыталась вытащить кляп изо рта, но ничего не получалось.
– Сейчас,