Мужские игры. Муса Мураталиев
права у него от народа. Простят!
Сейчас ещё немного, и подаст сигнал, хотя едет уже спиной к игрокам.
Тут в толпе зрителей поднялся шум-гам!
Болельщики, как ташрабатские, так и богоштунские, в один голос вместе закричали:
– Ку-у-у!.. До-гони-и! Судью-ю-ю!
Прокатилось по склону громкое эхо гор, и вдобавок грубый мужской хохот!
Слышно было также разного рода хихиканье!
Зрители стали посмеиваться над судьёй!
Тогда пятидесятилетний Кадыр, на ходу сняв с головы тебетей, отороченный златорунной мерлушковой опушкой, высоко поднял его над головой и развернул иноходца поперёк дороги:
– Карма-а! Хвата-а-ай! – прокричал он.
То был призыв к началу игры, что ожидалось всеми.
Так Главный Путь Игры открылся.
И, стеной, стоящие на склонах зрители с радостью, в один мощный возглас, будто единый выдох, повторили возглас судьи: «Карма-а-а!»
А главный человек на поле – Кадыр судья сегодняшней игры, даже не оглянулся, чтобы оценить по правилам ли снялись с места джигиты-богоштунцы к загодя отмеченному месту за тушей козла.
Почувствовал тут он, как у него ресницы увлажнились.
Оглянуться всё ещё не хотел, хотя за ходом игры следить ему.
У бывшего игрока, победителя многих игр, будто на затылке глаза.
Иноходец под ним на этот раз ни разу не сбился с бега, что верно – то верно, тем не менее, зрители теперь не обращали внимания на судью и всецело были поглощены ходом игры.
Почти у финиша Главного Пути Игры судья Кадыр придержал коня: следить за ходом игры всё-таки было нужно.
Важно, чтоб игра проходила честно.
Всех четырёх игроков он постоянно видел, но туша козла у кого – не различал.
Козёл неплох, сам отбирал на базаре.
Нарочно остановился на трёхпудовом весе.
Пусть-ка попотеют джигиты, они весь год жаждали этого дня.
4
У одинокого чия продолжалась круговерть борьбы четырёх джигитов за тушу козла.
Керим обеими руками впился в нагретую солнцем густую златорунную шерсть и почувствовал, будто пальцы его угодили в горячую золу.
– О, Боже! О, Боже! – кричал во всю глотку Керим от удовольствия. – У-у-у-у!..
Алсейит, задниками каблуков кирзовых сапог беспрестанно понукая своего коня, всё пытался войти в гущу схватки.
Глянув на своего напарника Керима, он тут же отвернулся.
Не то, что он, даже кто любой испугался бы Керима.
Весь взъерошенный, с разинутым ртом, выпученными глазами, тот преобразился в настоящего волка.
– У-у-у! – от боевого задора Керим взвыл по-волчьи.
Тут хлебопашец посуровел.
Обе руки Керима так крепко вцепились в тушу, лежащую поперёк седла недруга, что до запястья утонули в шерсти.
Якрврд всем туловищем навалился на тушу так умело, что, казалось, стал её неотъемлемой частью.
Его Алсейит мысленно нарёк именем «человек-туша».
Обняв поверх козла гриву своего коня, будто показывал тем самым: ему ничего на свете больше не нужно.
«Нельзя