Превращение в зверя. Николай Зорин
просто все это приснилось. Я не хочу умирать!
Если идти на цыпочках и сосредоточиться на ветре, шаги не слышны. До середины моста осталось совсем немного. Нужно успеть до того, как совсем стемнеет. Беззвучно, но быстро двигаться. Дорогу назад, дорогу домой мне все равно теперь не найти. Нельзя возвращаться. Нельзя жить, зная, что ты – убийца ребенка. Простой способ… Лучший выход… Недаром этот мост возник в голове, как только… Ну вот, и дошла.
Я ни с кем не успела попрощаться. Я не успела написать маме – записка такая безликая, записка ни к кому конкретному не обращена. Я оставила дома телефон. Что ж, все равно. Какие высокие перила, какие они холодные! Перчатки я тоже оставила.
Машина! Она же осталась почти у самого моста! По номерам меня быстро вычислят. Хотела, чтобы тело не нашли, а теперь ничего не получится. Что ж, и это не важно.
Мне нужно попрощаться. Мост подо мной – твердая опора – через минуту ее уже не будет. Воздух холодный, пахнущий рекой – через минуту его не будет. Ветер выстуживает душу – через минуту ни ветра, ни души уже не будет. Прощайте…
Смерть всегда неэстетична, а самоубийство еще и карикатурно. Я, стоящая на мосту, – карикатура на человеческую трагедию. Я, убившая ребенка, не имею права ни на прощание, ни на жалость, даже к самой себе. Я приговариваю себя к смерти.
Холодно.
Скоро все закончится.
Страшно. И ведь закончится все не так скоро. Мне предстоит претерпеть…
Перелезть через перила в теплой толстой одежде совсем не просто. Отцепить руки от перил очень, очень трудно. Невозможно отцепить! В бездну эту нырнуть невозможно! Я не могу…
Сосчитаю до десяти – и разожму. Один, два, три… Я не могу поверить, что умру! Не могу поверить! Четыре… Бессмысленно длить! Разжимаю.
Вода стремительно… изменить невозможно… приближается стремительно… В воздухе нет опоры. Чудовищный удар, чудовищный холод. Душа зашлась ужасом. В черном мраке, без слов, кричала.
Я его видела, но, наверное, сошла с ума, потому что совсем не воспринимала. И ничего не воспринимала, не понимала, что жива. Тело горело, но я не понимала, что оно горит, не пыталась понять, проверить, что там с ним произошло. Человек, которого я видела, давно уже видела, улыбался и произносил, громко, отчетливо – понимая, что я могу не понимать, – в третий раз одну и ту же фразу:
– С возвращением в жизнь!
Тело горело, голова тоже горела. Все это я чувствовала, но не понимала. Гибель клеток мозга в результате асфиксии – вот что, вероятно, произошло. Или психогения в результате шока.
– Вы живы, понимаете?
Нет, этого я не понимала. Вернее, понимала, но понять не могла.
– Да вы хоть рады? Или хотите назад? – Он опять улыбнулся. – Может, я вас напрасно спас?
Нет, не напрасно. Назад, в тот черный холод, я не хочу. Просто пока не могу понять, не могу включить мозг, но это пройдет.
– Не молчите. Я знаю, вы в состоянии говорить – взгляд у вас вполне осмысленный.
– Почему…
Он