Говорящий с травами. Книга вторая. Звери. Денис Соболев
поспели, Матвей. Пойдешь снедать?
– Присядь, Любава. Спросить тебя хочу…
Она нерешительно подошла и присела на краешек лавки, будто готова была убежать в любой момент.
Матвей глядел на нее: красивая все же. Очень красивая.
– А я знаю, о чем ты спросить хочешь, – тихо проговорила Любава.
Сказала и подняла на Матвея полные слез льдисто-синие глаза. Он смутился, опустил взгляд, но потом все же взглянул Любаве в глаза и спросил:
– За что ты Игната пощечиной наградила?
Любава покраснела густо, на длинных пушистых ресницах задрожали готовые сорваться слезы. Но ответила решительно:
– А чего он меня хватает, будто я девка дворовая?
Потом снова опустила глаза и продолжила едва слышно:
– Он меня когда схватил, я как будто в ту ночь провалилась… и….и ударила…
Слезы все же закапали, пятная вышитый подол. Матвей погладил ее по пепельным волосам, отметив про себя, какие они мягкие и шелковые:
– Не плачь, Любава. Ты ведь уже здесь, и никто тебя из наших обидеть не хочет. Не дело так сразу по мордам бить. Игнат – он хороший парень, добрый. И сам за тебя кого хочешь обидит.
Это была чистая правда. Деревенские друг за дружку горой стояли всегда. И если кто девчонку обидел, несдобровать тому было.
Любава вытерла глаза ладошками, встала, оправила подол и сказала повеселевшим голосом:
– Так снедать-то пойдешь? Стынут щи.
Щи оказались на диво вкусными, наваристыми и сытными. Мелко-мелко порезанная квашеная капуста, разварное мясо, укроп, чесночок, добрая жменя жгучего перца и ложка густой сметаны…. Матвей ел, обжигаясь и заедая хлебом, щедро намазанным горчицей и присыпанным крупной солью. Ел и никак не мог наесться, так было вкусно. Рядом так же усердно работали ложками несколько парней да малая ребятня. Ели да нахваливали Любаву, а та смотрела на них с улыбкой, подперев подбородок кулачком.
Со спины подошел отец, хлопнул Матвея по плечу:
– А ну, подвинься-ка, сын. Тоже хочу Любавиных щей отведать. А то едите так, что аж за ушами трещит, – он усмехнулся по-доброму и подмигнул Любаве, которая уже выставляла перед ним на стол из грубо оструганных досок парящую тарелку. Вынул из-за голенища ложку, обтер ее чистой тряпицей, да и зачерпнул щей со дна, погуще. Попробовал, крякнул довольно и принялся за еду. Ел он обстоятельно, без спешки, подолгу дуя на ложку и тщательно пережевывая. Один из старшаков, глядя на Матвея с отцом, щедро намазал краюху горчицей и впился в нее зубами. Подошедший Игнат хотел было предупредить, да не успел. Старшак покраснел вдруг, глаза его расширились. Он судорожно хватанул ложку горячих щей, еще одну… Лоб его покрылся бисеринками пота, ноздри раздувались так, будто он пробежал версту, никак не меньше.
Ребятня за столом аж есть перестала. Все смотрели на отчаянного старшака сначала с удивлением, а затем и со смехом – очень уж потешно он выглядел. Матвей же поглядывал с любопытством, не отрываясь,