Великолепная корпоративная вечеринка. Наталия Левитина
картонная коробка. Удивленный вздох взметнулся к потолку.
– Я понимаю, мобильный телефон – это вещь, без которой трудно есть, спать, думать. И уж совсем невозможно ходить по улице или вести автомобиль, если к уху, не дай бог, не прижата эта незаменимая штуковинка. Но здесь нет ни улиц, ни автомобиля, поэтому я требую на время пребывания на вилле положить сотовые телефоны в синюю коробку. Мы поставим ее здесь, в холле. Эта акция – первая ступень нашего с вами взаимодействия.
Аркадий Игоревич нарушил всеобщее оцепенение. Он заложил крутой вираж и сбросил в коробку супернавороченный «Samsung».
– Вы что, оглохли? – рыкнул он на подчиненных. – Быстренько сдали оружие. Да ладно, не сопротивляйтесь! Мобильники здесь не ловят. Сигнала нет. Горы.
– Звонить нельзя, но поиграть-то можно, – заметил Тимур. – Или там… Музыку послушать… Я такие мелодии залил… А какая полифония!
– А какой виброзвонок! – в тон ему промурлыкала Инга. – Как же я сегодня буду мастурбировать?
Послышался стук падающего тела. Это свалилась Агнесса Михайловна. Добрая женщина не перенесла правды жизни. Изучая в основном бухгалтерские документы, она и не догадывалась, что глагол, беззастенчиво произнесенный Ингой, уже полномасштабно употребляется в прессе. А процесс, обозначаемый данным глаголом, широко рекламируется, как безопасная альтернатива опасному сексу.
– Инга! – одернул Аркадий Игоревич. – Прекрати шокировать публику!
– А что? – мило заморгала девушка. – Мы же тут все свои…
(Из дневника Сони Орешкиной: «Ах, если бы мы знали, что случится с Ингой! Тогда бы все относились к ней менее критично…»)
Так или иначе, но через пять минут разноцветные пролетарские игрушки затаились в синей коробке, и Ольга Валентиновна вывела подопечных на улицу.
Вскоре на зеленой лужайке перед виллой началось форменное светопреставление. Взрослые дяди и тети прыгали зайчиками, лаяли, махали руками и задыхались от смеха. Похоже, их загипнотизировали.
Даже Аркадий Игоревич, поначалу со здоровым скепсисом воспринявший предложение Ольги побыть вагончиком («Какая глупость. И почему вагончиком? Я по жизни – локомотив!»), вскоре изображал и вагон, и рельсы, и придорожную ромашку.
– Мне… мне… уже сто лет… не было так… так… весело! – призналась Агнесса Михайловна. – Ах-ха-ха-ха-ха! Соня, детка, пусти, я сяду в шезлонг, а то я на ногах не стою!
Мимо пропрыгала, вращая глазами, Инга. Ей поручили изображать лягушку. Выяснилось, что в роли лягушки Инга также конкурентоспособна, как в роли главного эпатирующего элемента. Более длинноногой и резвой лягушки в природе не встречалось.
Апофеозом коллективного сумасшествия стал поцелуй. На фоне всеобщей разгоряченности и попыток братания Инга сочно впечатала губы в щеку Тимура. Учитывая, что предыдущие несколько недель влюбленный юрист не удостаивался и ласкового взгляда, более того – подвергался всяческим унижениям, поступок Инги вызвал удивление. А Тимур едва не лишился