Серый мир. Николай Петрович Марчук
и магами всегда так, и с ними рядом жить не хотят и без них обойтись нельзя. Сани подъехали к хлипкой ограде вокруг одинокого домика, сил встать с повозки у меня уже не было, чувство было такое, будто из тела вытащили все кости, а голову набили ватой.
– Что сам подняться не можешь? Совсем плохо? – засуетился вокруг меня Митяй. – Потерпи немного, сейчас в дом войдем, там тебя бабка каким-нибудь отваром напоит и сразу полегчает.
Митяй закинул мою руку себе на плечо и буквально потащил меня, я лишь слегка ворочал ногами, помогая ему, как мог. Не успели мы дойти до дверей дома, как они открылись, и на пороге возникла бабка Митяя. Она была невысокая, сгорбленная, видно было лишь лицо, все в глубоких морщинах. Только глаза, смотрелись ярко и броско, они были бледно-голубые, если бы я встретил такие глаза в старом мире, то подумал бы, что у владельца контактные линзы.
– Митяй, ну, что ты за человек такой, подбираешь всякую дрянь на улице и в дом тащишь, – голос оказался скрипучий и противный.
– Баб Нюра, ну чего ты, как же это можно живого человека и в чистом поле бросить умирать? Не по-христиански это, грех великий! – заканючил Митяй.
– Расскажи другому, что ты грех на душу побоялся брать! Поди опять, купился на деньги, – продолжала отчитывать баба Нюра Митяя. – В дом я его не пущу.
– Бабуля, а можно продолжить ваш спор, после лечебных процедур, – вмешался я в разговор. – Деньги у меня есть, вы только исцелите, я заплачу, не обижу.
– О, а я думала, он уже богу душу отдал, а он еще и говорит, – удивилась целительница. – Ладно, тащи его в баню, там, на топчане и положишь. Разденешь его, а я за водой и травами схожу.
Мы с Митяем, в обнимку, доковыляли до маленькой баньки, он открыл дверь и я повалился на топчан в предбаннике. С меня сняли разгрузочный жилет, куртку, свитер и ботинки, штаны и рубашку Митяй разрезал ножом. Процесс раздевания выпил из меня последние силы, и я провалился в темный омут беспамятства.
В себя, я пришел от резкой боли, в груди, чувство было такое, как будто мне в легкие засыпали горящий углей. К горлу подкатил ком тошноты, и я только и успел, что свеситься с топчана и вывалить содержимое желудка, в кем-то, заранее поставленное ведро. Из горла вырвались потоки чёрной, как смоль жидкости, странно, но ничего такого я не ел, чем это я интересно сблевал. Боль в груди слегка поутихла, в голове прояснилось, я даже смог произнести пару слов.
– Дайте воды!
– Ну, вот, а ты говорила, что он умрет! А он, вон – живее всех живых, – судя по голосу это Митяй. – На, попей!
Я судорожно отхлебнул пару глотков холодной воды, тут же меня скрутил новый приступ боли, и меня стошнило, только, на этот раз – водой.
– Нельзя ему сейчас пить, – раздался из темноты скрипучий голос знахарки. – И жить ему осталось всего ничего, до утра не дотянет.
– Добрая ты бабуля, как я погляжу, – прохрипел я. – А, чего это вы в темноте, керосин экономите?
– Видишь, у него зрение уже пропало, верно, тебе говорю – и пары часов не протянет, – поставила свой