Оккупация. Александр Афанасьев
рождения?
– Семьдесят восьмой.
– Звание?
– Полковник полиции. Простите, в чем меня обвиняют? По какому материалу опрос? Или допрос?
– А что – не в чем обвинять?
Что за бред. Я покачал головой.
– Э… нет, так не пойдет. Про презумпцию невиновности слышали? Вопрос – в чем меня обвиняют. И где я?
Следак достал фотографию из папки, положил на стол.
– Ваша?
«Тойота Ленд Круизер».
– Похожа на мою. Дальше что?
– Хорошая машина.
– Две тысячи одиннадцатого года, шесть лет ей. Купил после аварии, подремонтировал. Все документы есть. В чем проблема?
– Квартира?
– Поменял на родительскую с доплатой.
– А интерьерчик-то у вас богатый.
– Вы что, у меня дома были? Вы охренели?!
Следак – или кто он тут, дознаватель, наверное, – закрыл дело, уставился на меня своими совиными круглыми глазами.
– Нравится?
– Что?
– Как вы живете?
О как. На совесть давишь. Ну ничего, дави, дави. А я посмотрю. На меня такие спектакли давно уже не действуют. Нет, ну что за придурь? С одной стороны, солидно, с другой – такую хрень лепят, что даже неудобно.
Человека, который был моим крестным отцом в МВД, звали Бояркин Денис Владимирович. Его сожрали, когда громили РУБОПы. Он тогда пошел на должностное преступление, уничтожил личные дела многих агентов – они находились в бандах, им угрожала смерть, – а интересовались уже очень конкретно, и некоторые предлагали по «Мерседесу» за каждое имя. За это его не посадили, но выкинули из МВД, причем уволили максимально оскорбительно – по компрометирующим основаниям. С тех пор я все понял про систему. И мне уже не надо рассказывать про то, что я продажная гнида. Гниды – это те, кто…
– Устраивает…
Дознаватель покачал головой.
– Нет. И знаете почему?
…
– Нет более закоренелого циника, чем раскаявшийся романтик.
Я пошевелил кистями рук… больно уже.
– Что-то я не пойму, гражданин-товарищ. Я вообще арестован?
…
– Санкция есть?
…
– Тогда начальника моего сюда – немедленно. Генерал-лейтенант Вершигорский. Телефон дать? Или…
Открылась за спиной дверь. Я криво усмехнулся.
– Бить будете? Ничего… вы еще хапнете горя.
– Бить не будем, Саша… – раздался голос за спиной.
Я вздрогнул.
Дениса Владимировича Бояркина я не видел уже три почти года…
Почему? Да по многим причинам, в том числе и потому, что сам чувствовал свою вину и знал – не надо мне идти. Не надо. Не тому он меня… нас учил, да что теперь. И смотреть ему в глаза теперь я не хотел.
Да и сам Денис Владимирович особо встреч не искал, про него вообще было мало что слышно. Удивительного было мало – после четверти века службы, от опера, через ад лихих девяностых, и до начальника московского РУБОП – выкинштейн и чуть ли не тюрьма. Все в министерстве знали: контактировать с Бояркиным – значит лишить