Клин клином. Елена Рахманова
нитка жемчуга перламутрово светилась в полумраке.
Молодая женщина словно застыла в неподвижности, но ее проникающий в душу взгляд был изменчив и полон жизни. В глубине темных глаз читались и затаенная радость, и ожидание счастья, и смертная тоска. Каждое из этих чувств ей явно довелось испытать, и, казалось, она хотела об этом поведать хоть кому-нибудь. Нет, не кому-нибудь, а тому, кто смог бы ее понять.
«Но это же я. Именно на мою долю выпало узнать, что значит, замирая от счастья, видеть себя в фате и подвенечном платье, а потом выяснить, что тобой просто попользовались», – догадалась Надежда. Она вгляделась в лицо женщины в кресле, и оно потрясло ее странной внутренней красотой. Стало уже не до формы бровей и губ, разреза глаз, она видела душу незнакомки, и та была полна благородными, возвышенными страстями.
– Бедняжка, – беззвучно произнесла Надежда. – Сколько же тебе всего пришлось пережить! Скажи, я могу тебе чем-то помочь?
Молодая женщина молчала, но по ее губам словно скользнула еле заметная грустная улыбка безнадежности. Надежда напряглась, ожидая, что сейчас услышит печальную исповедь. Казалось, другого просто быть не может. Но вместо тихих, как шорох травы, слов, на которые она настроилась… вдруг оглушающе резко заскрипели ступени лестницы под тяжелыми, явно неженскими шагами.
Надежда дернулась всем телом… и открыла глаза. Лампа погасла – видимо, в ней кончился керосин, и портрет освещала лишь полная луна, заглядывающая в окна. В ее призрачном голубоватом свете изображенная на полотне женщина выглядела строже, отстраненнее, но ее тоскующий взгляд по-прежнему был устремлен на Надежду.
– Вот ч-черт! – раздалось за дверью, и одновременно с восклицанием послышался грохот, словно кто-то оступился с лестницы и чуть было не сверзился. – Так и шею свернуть недолго! И что меня сюда понесло?
Надежде вмиг стало не до дамы на портрете. И о чем, спрашивается, она думала, собираясь провести ночь в пустом доме? Одно дело – тетя Нила, которую все знали и уважали, другое дело – никому не известная девица из столицы. Господи, да тот, кто вот-вот распахнет дверь, скорее всего, вообще не подозревает, что в комнате кто-то есть. Страшно представить, как этот неизвестный поступит, обнаружив в постели молодую особу. И ночная рубашка с длинными рукавами вряд ли послужит ей надежной защитой. Здесь пригодились бы железные латы, да и то вряд ли помогли бы. Хорошо бы отключиться и не знать, что последует дальше. А затем… Может, будет лучше, если о «затем» она так никогда и не узнает?..
Надежда что есть силы вжалась спиной в стену, украшенную гобеленовым ковриком, на котором охотник целился в оленя, выбирающегося из воды на другом от него берегу. В детстве Надежда убедила себя в том, что олень успеет скрыться в зарослях, прежде чем охотник выстрелит. Но у нее самой не было возможности спрятаться, и она, с головой накрывшись одеялом, крепко зажмурилась.
Какое-то время она слышала смачные ругательства, грохот мебели, на которую натыкались впотьмах, затем с