Дом учителя. Наталья Нестерова
этим дикарем, способным на преступление ради защиты родной стаи.
Так и не проронив ни слова, Илья встал, протянул руку, взял Валину бутылку. Анна Аркадьевна, заскулив, бросилась защищать подругу, закрывать ее своим телом, не удержалась на ногах и плюхнулась Вале на колени.
– Не-ет! Не-ет! – блеяла Анна Аркадьевна.
И ей было уже совсем не интересно, чем все кончится, только бы скорее и благополучно кончилось.
Илья поднял бутылку и покачал ее, как кеглю, будто прицеливаясь.
– Мамочка, родненькая! Господи, спаси! – бормотала Валя за спиной Анны Аркадьевны.
Ей показалось, что в глазах Ильи мелькнуло хулиганское злорадство, которое бывает у мальчишек, которые пугают девчонок, а те верещат как резаные.
Илья с размаху бросил бутылку на кафельный пол. Женщины подавились ойком, им почудилось, что бутылка взорвалась как граната.
Илья направился к двери, распахнул ее ударом ноги.
В кухонной двери была стеклянная вставка. Ее, как только въехали, отдали детям для творчества. Дети тут же перессорились. Потом все-таки нашли компромисс. Подсказанное мамой диагональное решение: правый верхний, если смотреть с кухни, треугольник Лёнин, нижний левый – Любанин (она ведь была еще очень мала ростом). В итоге сверху у них господствовали черные и ультрамариновые тона, какая-то металлика, рожи, гитары, черепа. Внизу розовая благодать: принцессы в кринолинах, бабочки, цветочки, орнамент по контуру.
Со временем дети сами потешались над своими тогдашними пристрастиями и над гостями, которые впервые приходили в дом и пытались расшифровать смысл странного художества. Анна Аркадьевна предлагала смыть «мозаику». Дети пожимали плечами. Им было «фиолетово». Что в переводе на русский язык означало – «как пожелаете, нам безразлично». Илья противился: пусть каждый день видят, как у них мозги перезагружаются.
И вот теперь он захлопнул дверь с такой силой, что стеклянная вставка треснула и посыпалась на пол.
«Интеллигентные люди, – подумала Анна Аркадьевна. – Культурная порядочная семья. Господи! Пронесло!»
Валя завозилась, высвобождаясь. Она пришла в себя быстрее. Наверное, сказался опыт, ее первый муж был скор на расправу. Валя что-то говорила, суетилась, собирала осколки, резалась, то ли нечаянно, то ли нарочно.
Анна Аркадьевна, поморгав, помотав головой, наконец, сфокусировала взгляд на подруге: на красном месиве из вина, стекла и Валиной крови.
Потом пришлось промывать и обрабатывать Валины раны, бинтовать. Пострадав, пролив кровь, Валя словно понесла наказание. Совершила плохой поступок и расплатилась за него. Как Анна Аркадьевна расплатилась за жизнь сына. Разного масштаба события, конечно.
Валя, когда Анна Аркадьевна провожала ее до двери из квартиры, чувствовала себя реабилитированной, то есть имеющей полное право начинать с чистого листа.
– Ты меня назвала подлой тварью и мышью? – с упреком спросила Валя.
– Тебе послышалось.