Бастионы Дита. Николай Чадович
раз я дергал моего проводника за одежду и многозначительно тыкал большим пальцем себе за спину, но он лишь ухмылялся, продолжая энергично следовать прежним курсом. При этом он тщательно обходил открытые места, придерживаясь лощин и густых зарослей какого-то полузасохшего злака. Он не забывал ободрять меня, очень забавно изображая жевательно-глотательные движения, ожидающие нас впереди, а также долженствующее наступить после этого чувство желудочного удовлетворения.
Зачем, спрашивается, я иду за этим клоуном? Кругом вольная воля или по крайней мере ее видимость. Ни люди, ни животные поблизости не обретаются. Обозримое пространство похоже на вспаханное, но заброшенное поле, только плуг, совершивший это благое дело, имел, надо думать, космические размеры: лес на склонах ближайшей борозды кажется гребенкой побуревшего жнивья. Затеряться в подобном пейзаже сущий пустяк. Сбежать, что ли? Прямо сейчас. Босому, натощак, в истлевшем тряпье. Нет, подожду. Надеюсь, еще не поздно.
Когда стена города оказалась от нас на таком расстоянии, что стали различимы покрывавшие ее поверхность замысловатые узоры – не то каббалистические знаки, не то следы давней осады, – мы спустились в неглубокую извилистую канаву и дальнейший путь продолжили ползком. В ста шагах от цели (если только стена была этой целью) среди заросших мхом и кустарником развалин, уже почти утративших всякое сходство с искусственным сооружением, нас дожидалась заранее припрятанная одежда, обувь и еда. Здесь же, как я вскоре понял, мы должны были неопределенно долгий срок дожидаться кого-то или чего-то.
Проводник мой времени даром не терял. Едва я успел переодеться и утолить голод, как он стал задавать мне вопросы – вернее, один-единственный вопрос, но на разных языках. Знал он их, надо признать, немало, но на Тропе встречаются полиглоты и позаковыристей. Временами отдельные слова казались мне смутно знакомыми, но общий смысл фразы оставался за пределами разумения. Взаимопонимание было достигнуто лишь после того, как мой визави добрался до языка лукавого племени урвакшей, давно утративших свою родину и промышлявших в разных мирах Тропы торговлей, соглядатайством, а нередко и разбоем.
– Какие побуждения привели тебя в наши пределы, добрые или злые? – приблизительно так понял я смысл первого вопроса.
– Случай, – я долго подыскивал подходящее слово, поскольку успел основательно подзабыть язык урвакшей.
– Откуда ты родом и как прозываешься?
– Я странствую так давно, что уже позабыл родную страну. – Такой ответ избавлял меня от лишних расспросов. – В краю, из которого я попал сюда, меня звали Вахикештара, что означает: Пожиратель Рыбьих Потрохов. Есть у меня и другие имена. Артем, Клайнор, Метч, Эджер, Схинай…
– Достойному мужу приличествуют достойные имена. Меня ты можешь называть просто Хавр. Хавр Развеселый, если угодно. Я полноправный обитатель этого города, хотя и стал таким уже в зрелые годы. Жить за стенами имеет право только тот, кто там родился. Но для меня было сделано исключение. Надеюсь, то же самое ожидает