Черно-белый танец. Анна и Сергей Литвиновы
Сеня. – Это ты у нас – так нагулялась, что еле сидишь… Да ты приляг, не бойся. Не буду я на тебя бросаться. Пойду лучше в холодильник схожу.
– Куда-куда?
– Холодильник у нас общий, всемером скинулись. В шестьсот восьмой комнате стоит, у них там замок самый крепкий.
Сеня отсутствовал долго, вернулся с бутылкой ряженки и чаем в целлофановом пакете. Объяснил:
– Ряженка – от похмелья. Чай – для тонуса. У девчонок стрельнул. Только две ложки отсыпали, жадины… Сейчас буду тебя в норму приводить.
Чувствовала себя Настя плохо. Голова кружиться перестала, но ноги до сих пор тряслись, а в желудке дрожала противная муть.
– И чего это меня так… развезло? – Настя с трудом выговорила непривычное слово.
– А с того! Кто же градус понижает, коктейль после водки пьет? Да и коктейлей, кажется, было принято на грудь немало. Два? Три?
– Три, – вздохнула Настя. – Но они вроде совсем не пьянящие. Сладенькие, вкусные…
– Самый опасный продукт, – авторитетно заверил Сеня. – Нет ничего хуже, когда пьешь, а градуса – не чувствуешь.
– Ты, я гляжу, знаток, – подколола Настя.
– Поживи в общаге – и не такое узнаешь… Ну, давай – сначала ряженку, залпом, а потом чайку крепенького.
«Антипохмельная терапия» а-ля Челышев сработала. Ноги трястись перестали, в голове тоже прояснилось. Настя вдруг увидела себя словно со стороны: сидит, подобрав ноги, на Сенькиной постели, в пустой общежитской комнате. А Сеня пристроился на краешке, держит ее за руку, по-докторски смотрит в глаза…
«Эх, не попасть бы мне из огня да в полымя», – забеспокоилась Настя.
А Сеня ласково погладил ее по руке и взглянул на часы:
– Почти одиннадцать, пора двигать. Давай, выгребай карманы: попробуем на такси наскрести. А то у меня, извини, – только рупь в наличии. Рваный рупчик.
…Домой Настя вернулась в полночь. Мама и дед уже спали, только бабушка выглянула из своей комнаты:
– Ну, нагулялась?
«Нет, не совсем», – подумала Настя. Ее не покидала мысль: «Зря я послушалась Сеньку. Зря встала с его кровати и покорно ушла… А маме с бабулей могла бы позвонить. И сказать, что мы к сынку-Аграновскому ушли продолжать. Они мне давно велели к Аграновскому присматриваться, из-за его папани, конечно…»
Настя твердой походкой прошла в свою комнату. Она знала: бабушка смотрит ей вслед и внимательно отслеживает: не качнет ли внучку? Не тяпнула ли она лишку на карнавале?
«Спасибо Сеньке – не качает».
В своей комнате Настя подошла к окну, откинула портьеру. И улыбнулась: Сеня стоял внизу, у подъезда. Как и обещал: ждал, пока она благополучно доберется до квартиры. Его черную куртку потихоньку укутывали белые хлопья снега.
Настя распахнула форточку, выкрикнула в морозную ночь:
– Ты – как шахматная доска!
В маминой комнате послышалось шевеление, и Настя поспешно захлопнула окно, схватила книгу, прыгнула на кровать.
На пороге показалась Ирина Егоровна, строго спросила дочь:
– Кому ты кричала?
– Принцу,