Сердцеед, или Тысяча и одно наслаждение. Екатерина Гринева
чай, скоро придут? – спросила я, отметив про себя, что Динка не предложила мне спальню. Очевидно, это было для нее ритуально-священное место, куда посторонним вход воспрещен.
– Нескоро. Погода стоит хорошая, пусть в снежки играют. Ты три раза выспаться успеешь.
– Ну, если так… Одеяло у тебя найдется? Теплое, верблюжье? Под каким абы я не засну.
– Есть и такое. Сейчас принесу.
Через минуту я лежала в детской – на деревянной кровати под теплым коричнево-бежевым одеялом, именно таким, как я любила, – теплым, мохнатым и немного колючим. Я натянула его до самого подбородка и вскоре уже спала, не слыша, как Динка вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.
Проснулась я от того, что кто-то тихо тряс меня за плечо.
– Что? – вскрикнула я и подскочила на кровати. Свет в комнате был потушен, только слабый жидкий свет ночника, горевший у второй кровати, освещал детскую.
– Тише! – приложила она палец к губам. – Уже десять часов вечера. Дети спят в соседней комнате. Только что заснули.
– И сколько я проспала?
– Четыре часа подряд. Как будто бы ты работала в шахте.
– Общение с Егорычем, – зевнула я. – Он кого хошь утомит.
– Вставай, и пошли в кухню.
От плаксивости Динки не осталось и следа. Она была сосредоточенна. Волосы собраны сзади в жидкий хвостик. На носу – очки.
– Ты носишь очки?
– Только иногда. Я работала по ночам, зрение стало падать – пришлось обзавестись очками. Я жду тебя в кухне.
Я скинула одеяло и зевнула. Мишки еще нет дома, это ясень пень. Динка что-то придумала и будет претворять свой план в жизнь. Судя по ее виду, настроена она воинственно и легкого вечера для меня не предвидится. А жаль! Хотелось поесть и снова завалиться спать.
Я вышла на кухню. Динка стояла ко мне спиной и жарила картошку.
– Есть будешь?
– Буду.
Я села на табуретку и подперла щеку рукой.
– Его все еще нет, – сказала Динка, по-прежнему не поворачиваясь ко мне. – Надо звонить этой Анне и припереть ее к стенке. Он у нее, слинял из дома и отдыхает в свое удовольствие, пока я тут схожу с ума от неизвестности.
Что-то здесь было не так. При всем желании я не могла себе представить, что Мишка настолько обнаглел, что решил уйти из дома сразу после Нового года. Без всяких объяснений. На такой поступок нужна решимость и характер. У Мишки не было ни того, ни другого.
– Дин. Я тебя, конечно, понимаю, но мне кажется, не так уж все и страшно. Никуда он не ушел. Просто оттягивается в какой-нибудь компании после новогоднего сабантуя. А через пару деньков объявится как ни в чем не бывало. Придет с повинной: так и так, мол, прости меня, дорогая, больше не буду. Тебе просто надо набраться терпения.
Динка с размаху поставила сковородку на стол.
– Не могу я набраться никакого терпения. Мне нужно что-то делать, иначе я сойду с ума. Давай позвоним этой Анне, а потом поедем к ней.
– Ты знаешь ее адрес? – мои брови поползли вверх.
– Он был записан в его книжке.
– Крайне