.
глаза на мгновение задержались на мне, и он не без веселья сказал:
– О, не беспокойся. Святой официум уже задавал мне вопросы, и я смог убедить их в том, что добрый христианин. Что касается моих слов, ты же не будешь отрицать, особенно после случившегося, что святые отцы знали об открытии на нас сезона охоты? Те из братьев, кого мы считали без вести пропавшими, гнили в замковых подвалах маркграфа, возможно, годами. Но клирики не сообщили нам и ничего не сделали, чтобы кого-нибудь спасти.
– Осталось понять причину их поступка.
– Ну кроме банального – я не знаю, зачем им это было нужно, – ничего сказать не могу.
Я же подумал о том, известно ли было клирикам, что его светлость собирал кинжалы с сапфировыми рукоятками? И догадывались ли они, как он собирался с ними поступить в дальнейшем? Насколько маркграф был в своем уме и насколько верил в то, что говорил? Возможно ли вообще воплощение в жизнь задуманного им – извлечь силу, заключенную в темных клинках, и обратить ее в бессмертие?
Не знаю.
К вечеру дорога была так же пуста, как и утром, а несколько хуторов, через которые нам довелось проехать, стояли заброшенными.
– Уроды, мать их! – зло бросил Рансэ. – Проклятые ослиные задницы! Посмотри, во что они превращают мою страну! Смотри, какая земля! Какие поля! Да здесь урожаи лучше, чем в других провинциях! А виноградники? Какое вино делали! Изысканнее, чем в Каварзере! И что теперь? Все уничтожено из-за тех, кто не пускает нас сюда. Земля заброшена и разорена, потому что фанатики могут лишь языком чесать, очерняя таких, как мы. Они не умеют побеждать темных. Посмотри, Людвиг, во что превратился юг Прогансу. Словно здесь прошла эпидемия юстирского пота, и все вымерли. А…
Он махнул рукой, проклиная недоумков, повздоривших с Братством.
Край был покинут, хотя, как мне показалось, – у страха глаза велики. Ни в первый, ни во второй день пути мы не видели ни одной темной души.
Но люди ушли – и их место заняли иные существа.
Мы встретили искровика в поле, ухающего, точно филин, и машущего нам четырьмя черными руками. Пятерых скирров, выбравшихся из-под земли, чтобы забраться на ближайшую мельницу и украсть из нее тяжеленный жернов, который теперь они едва-едва тащили, грубо сквернословя и брызгая слюной. Лохматого ожегуя, отливавшего в кустах, и прочих представителей разношерстного племени, которые совершенно не стоили того, чтобы их упоминать.
К полудню третьего дня пути на дорогу выбрался матерый кабан, клыки и глаза которого пылали бирюзовым пламенем, а восседавшая у него на загривке обнаженная девочка имела крайне отталкивающий вид. Тощая, с бритым черепом, верхняя часть которого отсутствовала, словно ее снесла мушкетная пуля. Над окровавленной дырой клубился темно-синий дым, а из уголков оскаленного рта все время сочилась черная кровь.
– Визаган, забери его Вельзевул, – тихо произнес Рансэ, глядя куда-то поверх головы всадницы.
– Чего тебе? – спросил я у иного существа, вытаскивая из седельной сумки пистолет.
Как и мой спутник, я не спешил