.
пять, а сами не выросли как следует, тощие, в шрамах, видно с детства, еще когда шкурка мягкая… И даже имен нет. Клички какие-то. Урх и Ырх – ну как вам? Куда они делись бы?
Я только улыбнулась: дает моя подружка. Слышали б это те люди, которые от драконов шарахались – мол, съест. Мол, чудовище. Ну кто здесь чудовище? Аррейне вон гребень помяли, и шеей бедная дракоша еле двигает, а думает про что? Про то, чтоб ее похитителям плохо не пришлось. С ума сойти. Драконы с магами, наверно, каким-то боком родственники. Цель жизни – кому-то помочь.
– Рейни, а если б вас не нашли, что бы ты делала?
– Ну… дальше попробовала б лаской. Уговорила бы как-нибудь, по спинке погладила… уболтала б другую пещеру поискать – поближе к нам. Потом еще поближе.
– И где они теперь?
– Киарре забрал к себе. У него есть кому за ними присмотреть. Ну пока. А там видно будет.
– Значит, завтра посмотрим…
– Вот именно – завтра! – с нажимом вмешалась в разговор Риррек. – А сейчас все по гнездам, девушки. Поздно уже. Или кто-нибудь хочет заночевать в купели?
Девчонки пообещали завтра залететь повидаться и, окунувшись на прощание в теплую водичку, поднялись в воздух.
А Риррек осталась. И занялась моей чешуей и подружкиной шеей. И ее крылом. И хвостом…
Помню, я еще решила, что подожду, пока Риррек уйдет, и мы останемся одни, поболтаем. Только я ждала-ждала, ждала-ждала, а потом кожа совсем перестала зудеть, и глаза сами собой стали присматривать подходящий камешек – пристроить голову, чтоб дать отдохнуть шее. А после этого в бассейне откуда-то появилась госпожа Радиликка и стала жаловаться, что здесь трудно с болотами и совершенно никаких условий для икрометания. Потом она почему-то сказала, что это не страшно, потому что ее дети уже вылупились, вот, мол, смотри, какие красивые… и оказалось, что она обнимает за шеи двух тощих дракончиков. Те бормочут что-то непонятное, а она утешает, что все будет в порядке и бороды у них обязательно вырастут…
И я поняла, что сплю.
Даже обрадовалась: хорошо, что сплю. Если приснится Рик, надо обязательно сказать про ту пушистую скотину на полянке. Не по-хорошему она там крутится. И вообще, поговорить бы. Сказать, что все хорошо, на него посмотреть.
Но Рик не приснился.
Вместо этого являлась всякая ерунда. То снилась Рикова избушка, все-таки отрастившая куриные ножки и бегавшая за Радиликкой под «цып-цып-цып». А потом у нее откуда-то взялись три яйца, и вроде как из них вылупились маленькие избушата – с лохматыми крышами, блестящими окошками и пушистыми бревнышками. То приходили торговцы чешуей и уговаривали продать им все сырье заранее, на три линьки вперед, тогда, мол, они все племя завалят колыбельками. Новыми, продвинутыми, с кондиционером…
Потом папа приснился. Не злой, не деловой и занятый, как обычно, а какой-то усталый, грустный. Спрашивал, где меня опять носит и кто теперь будет присматривать за детским домом. Я оправдывалась и говорила, что оставила для детдома открытый счет и пусть спросит моих охранниц – они знают, что делать. А он сердился