Странник. Сурен Цормудян
каком смысле?
– Да в прямом. Ты слышал, что ВДНХ ведет тайные переговоры с Алексеевской и Рижской? Хочет их прибрать под свою власть, понимаешь? А тут – угроза жутких черных. Чем не повод?
– Что же это за тайные переговоры, если ты о них знаешь, находясь на другом краю мира? – усмехнулся Казимир.
– Ну, знаешь ли. Подземелье слухами полнится. Вот попомни мои слова, создадут они альянс, а рулить ВДНХ будет. А пока – цену себе набивают и товарам своим. Вот, дескать, дорогие вы наши жители метро. Мы тут – первый и последний рубеж обороны от черной напасти! Мы вас защищаем. А вдобавок – успеваем обеспечить нашим непревзойденным чаем. Посему не подкинете ли вы за наш чай побольше патронов, чтобы мы могли успешно сдерживать натиск мутантов, а вы спали бы спокойно, попивая на ночь наш чай?
– Резонно, – кивнул Казимир.
– Вот и я говорю… Погоди. Говоришь, в Нагатинскую рейд? А чего вдруг? С чем это связано?
– Вот послушай. Минувшей ночью к внешнему посту ребенок пришел. Маленький совсем, годика четыре. Заплаканный весь и не разговаривает. Но в одежке, хоть и неказистой. Лохмотья, да и только.
– Ребенок. С Нагатинской, – пробормотал Сергей, задумавшись. – Погоди, но ведь Кубрик как раз в том районе детский плач слышал. Нет тут, случайно, связи?
– Вот и я думаю. Ведь никто не знает, что там за дела с Кубриком, только ты. А ты, как вернулся, сразу спать завалился.
– Может, тот малыш знает, что с Сеней? – Маломальский уставился на старика.
– Может, и знает. Но он вроде глухонемой.
– И где он сейчас?
– Да Вера, санитарка наша, к себе его забрала. Ну, в карантинных целях, это правильно. Но и по-людски понять бабу можно. Ее дочку годовалую, помнишь, крысы загрызли. А тут чадо ничейное… Но это еще не все.
– Да? А что еще?
– Через несколько часов к тому же посту вышел человек. Взрослый. Странный такой. В одежде, наверное, размеров на пять больше, чем надо. Пришел на свет из тоннеля и минут сорок стоял неподвижно. Стоит, молчит. К свету вроде привыкал. Наши за ним наблюдали. Потом все же подошел к ним, начал рассказывать что-то бессвязное. Улыбается, как юродивый, бормочет.
– И где он сейчас?
– Да по станции околачивается. Его, конечно, допросили, но как стало ясно, что он не в себе и ничего сказать толком не может, так и отпустили.
– Что, вот так просто околачивается? – повысил голос Сергей. – А если он чумной?
– Да нет, – махнул рукой Казимир, – он не больной, осмотрели. Просто как дите малое – бродит, рассматривает все, как будто в первый раз увидел, и улыбается. Ну, конечно, приглядывают за ним, а так – что с ним делать? Мы же не фашисты, чтобы юродивых на удобрения пускать. Но администрация заинтересовалась, откуда эти люди взялись. Вышли они из туннеля, что к Нагатинской ведет, но ведь эта станция и другие за ней давно заброшены!
– Любопытно, – хмыкнул Сергей, потирая светлую щетину на подбородке. – Особенно история с ребенком. Вдруг и впрямь связь с Кубриком есть?
– Да. – Старик кивнул и внимательно посмотрел