Сверхигра. Артур Шигапов
обмену, видел его на выставке в Париже. Одет был как бог. «Карден», «Диор», гуччи-шмуччи, рядом девушки-манекенщицы. Он худой, но с широкой костью, а волосы длинные. У них там за длинные волосы в ментуру не забирают, как у нас, тем более «звезду». Ты, как выберешься отсюда, сходил бы в кино, посмотрел на двойника. «Беглецы» вон часто показывают, или «Невезучие».
– Невезучими мы с тобой станем, если кузов б-быстро от груза не очистим. Неохота мне лишнюю дозу на конец свой мотать.
– Конец у нас у всех один: коммунизм. Мы с тобой сможем его для себя построить, если постараемся.
Движение запрещено
Машина выскочила из тени очередной многоэтажки; ястребиный профиль Сталкера в модных дымчатых очках осветился мечтательной улыбкой и солнцем одновременно.
– Свежо п-преданье. Не замели бы…
– Приехали. Прятать будем где-то здесь.
Через час с небольшим «КРАЗ» уже перегружал мусор на границе условно-чистой зоны в Лелеве. По дороге навстречу проносились армейские БТРы и автобусы, обшитые свинцом. Кто в них находился, видно не было. Мир еще раз перевернули – на сей раз закрыв окна от пассажиров. Впрочем, пассажиры тоже не горели желанием выглядывать наружу. Самые предусмотрительные занимали места поближе к центральному проходу, где меньше всего фонило. Ежедневный маршрут – из поселка ликвидаторов Зеленый Мыс к Лелеву, там пересадка на «грязный» транспорт – и туда, к станции.
Друзья, не мешкая, прошли обработку на ПУСО[4], сопутствующий дозконтроль и пересели в полупустой автобус. Машина неслась в обратную сторону от станции.
– Расскажи еще про этого….
– Депардье? Говорят, у него свой виноградник и винокурня. Сам вино делает, имени себя, представляешь? Можно пить до посинения.
– А у нас в Зеленом Мысу, мля, с-сухой закон, чтоб им в дышло. Мужики как только не изгаляются, чтоб поллитра провезти.
– Это не все. Мне друзья один фильм с Депардье подогнали, на видеокассете. Про двух пареньков, совсем безбашенных. Они по всей стране носились, грабили, тачки угоняли, а потом пришли к одной девице, очень красивой, и давай жарить ее поочередно. Ребята, кто с французами у гостиницы «Космос» работает, переводили.
– Д-да ладно. И что, п-прямо так и по-по-показывают? – Водитель стал заикаться гораздо чаще.
– Натурально. Депардье ее дрючит, а второй сидит и смотрит в глаза. Потом меняются. У них, во Франции, полная свобода нравов. Сексуальная революция. У нас пролетарская, чтобы коммунистам можно было убивать всех без разбора, а у них – чтобы всех любить. Такая вот, Димыч, разница.
Навстречу на полной скорости пронеслась милицейская машина с мигалкой и две черные «Волги» с киевскими номерами за ней. Начальство часто посещало Чернобыль и Зеленый Мыс, а потом по телевизору крутили сюжеты про беззаботную жизнь ликвидаторов, о которых денно и нощно заботится государство.
– Ты бы полегче, с п-политикой. У нас, сам знаешь, Контора Глубокого Бурения бурит исправно.
– А, плевать. Сейчас перестройка, гласность.
Пункт санитарной обработки. –