Русская семерка. Эдуард Тополь
поняла, наверно», – подумал Алексей и повторил, показывая пальцем, как закручивают мастырку:
– Бумагу! Курить хочу!
Она продолжала пристально смотреть на него. Затем молча повернулась и, легко шлепая босыми смуглыми ступнями по земляному полу, подошла к очагу, над которым висел на стене медный таз. Встав на цыпочки, пошарив рукой в какой-то не то щели, не то дыре в стене, достала три самокрутки-мастырки. И издали кивнула на стоящие в ногах у Алексея две банки сгущенки и полкуска мыла.
– Тапбил?
– Тапбил, тапбил! – торопливо сказал Алексей, потому что зашабить уже хотелось смертельно.
И даже шагнул к девушке, нетерпеливо протянул руку, хотя и понимал, что это должно спугнуть ее. Афганки ненавидят русских солдат, ненавидят и боятся. Девушки одеваются в самые уродливые и рваные платья, чтобы не привлекать к себе внимания, лицо закрывают паранджой, ходят только группами. Но эта… Она вдруг сама протянула ему маленький смуглый, зажатый кулачок с мастырками. Томясь нетерпением и сосущим желудок и кости желанием затянуться, он тут же взял горячий кулачок девочки-афганки и стал осторожно разжимать ее пальцы.
– Давай, ну чего ты? Тапбил… – сказал он нетерпеливо.
И вдруг услышал тихий смешок. Ладонь девушки была пуста. Другую руку она по-детски спрятала за спину. Он почувствовал, что краснеет.
– Ты чего?.. Кончай, мне курить охота! Дай…
Но она, посмеиваясь, отошла от него и легко опустилась на матрац-подстилку. Поджав под себя ноги и накрыв их широкой темной юбкой, сказала:
– Иды сюда. Вместе курыть будем. – И ладонью похлопала по матрацу рядом с собой. И черт-те откуда, из кармана той же огромной юбки, у нее в руках вдруг оказалась большая латунная, сделанная из стреляной гильзы зажигалка. Такие зажигалки мастерят советские солдаты – не потому, что нет спичек, а чтобы привезти домой символы-сувениры своего армейского в Афганистане быта. Чиркнул кремень, несколько затяжек они сделали молча.
– Откуда ты знаешь русский? – блаженно вытянув ноги, спросил Алексей, когда тягучий и легкий кайф поплыл по телу.
– Зынаю… – неохотно сказала она. – Друг был… учил. Теперь нету. Аллах позвал.
– Кто такой? Из нашей части? – Он внимательно посмотрел на нее. За два последних месяца даже в этом «оазисе» в их полку погибли двадцать три человека. Конечно, когда-то, давным-давно, год назад, они переживали каждую такую смерть, как свою собственную. Вернувшись из «блоков», с постов, с рейдов в свои палатки в военгородке, они не могли смотреть на пустые койки погибших или отправленных в госпиталь. Многие в рев ревели, головой бились о подушку, утром страшились глаза открыть – ждали, что пошлют в новый рейд, в новую атаку, и к вечеру уже твоя койка может оказаться пустой. А потом отупели, остервенели и искали выход – кто в мести за погибших друзей, кто в анаше. – Кто тебя учил русскому? – повторил Алексей свой вопрос, потому что девчонка молчала.
– Ты не знаешь его, – сказала она не очень охотно, сухо. – Он раньше погиб. Ты еще не пришел. Год раньше.
– А