Отойти в сторону и посмотреть. Татьяна Соломатина
своим Димой?!
– Я тебе сейчас пристану! Хамка!
– Всё! Не трогай её. Пусть остаётся, – отец, хоть и защищает, но в тоне проскакивают нотки обиды. – Вовка тоже не едет – приглядит, если что.
– Ага. За ним бы кто приглядел!
– Не начинай…)
За первую неделю все окрестные скалы, подозрительные осыпи и расщелины были обследованы с дотошностью Паганеля, рассудительностью капитана Гранта и одержимостью его детей. Море не ревновало. Такое спокойное и ласковое, в эти дни оно мерцало издалека уютом своей безграничности. Как добрая тётушка после положенного застолья, прислонившись к плетню, одними глазами провожает любимого племянника в армию.
Сам Кара-Даг остался «за бортом» – слишком далеко. На такое предприятие однозначно не хватило бы времени «безнаказанной демократии», как в шутку говорит отец, когда вам изредка удаётся побыть просто вдвоём – пять-десять минут перед сном, спрятавшись в чернильной тени декораций персикового сада. Выскочив из жёлтого облака, освещённого одной лампочкой террасы, из трескучего роя ночных бабочек, вы шепчетесь и глотаете ночь. Не печальную и бесконечную, как дома. А такую же «бутафорскую», как и крымские горы, ночь. Ночь, где небо исполняет не ведущую партию, а является скорее фоном, драпировкой для запахов и звуков…
(… – Ты поосторожнее там, юный альпинист.
– Пап! А то ты не знаешь…
– Я-то знаю. И ты, может быть, знаешь. Но до конца не понимаешь. К этим реликтам, – отец машет рукой в сторону рваного контура вершины Кара-Дага, еле заметного на фоне всё более чернеющего неба, – подход надо иметь. Никогда, запомни, никогда не считай надёжным ни один камень здесь, ни одну скалу! Забьёшь костыль – а она, может, только на этой последней «спайке» и держалась…
– Пап, я не пользуюсь и не собираюсь пользоваться никакими специальными приспособлениями. Ты же сам говорил. Надо самому. Это естественно. А если естественно не получается – значит, нечего там человеку и делать.
– Естественно-неестественно, а пока семь раз не проверишь – не опирайся!
– Я знаю. Не волнуйся.
– Знает она… Знать – мало. Гора – это равнодушный хищник. Захочет – пропустит. Захочет – убьёт. Не потому что враг. А потому, что наплевать. Это бесконечная испокон веков, тихая и неумолимая война неорганики с органикой. И на этой войне ни на секунду нельзя расслабляться!
– Я сама хищник!
– Сопля ты зелёная! И единственная моя дочь по совместительству… И, к слову, живой хищник из плоти и крови – это одно. А камень – это… как тебе объяснить… Совсем другой ритм жизни. Он живой, конечно, как и всё во вселенной. Но нам – людям – проще понять и принять смерть, чем постичь восприятие мира камнем, даже приблизительно. Понимаешь, о чём я?.. О том, что в данном случае близкое, понятное и привычное по форме бесконечно чуждо по содержанию, бескрайне далеко по ритму и чуть ли не противоположно по мироощущению. Вот что такое камень… Ладно, пойдём спать. Ты правда не хочешь завтра с нами в Новый Свет? Там бухты – загляденье…
– Не обижайся, па, с тобой я хочу всегда и везде… Просто надо