Последний час надежды. Константин Бояндин
в этих шкафах, – Доминик указала и, покинув спальню через вторую дверь, аккуратно закрыла её за собой.
…Так вот, я бродил по гостиной и не знал, куда себя девать. Подходил к бару, смотрел на коллекцию напитков… и отходил. Доминик сидела в кабинете, с кем-то о чём-то говорила по телефону. Возникла, на краткий миг, дурацкая мысль поднять трубку другого телефона. Как бы случайно. Вдруг услышу её голос? Но эту идею удалось быстро отогнать.
Тучи всё сгущались. Иногда их контуры выделялись светом далёких мертвенно-синих зарниц. Что-то ворчало, с неба сыпалась морось, давило предчувствие грозы. Мне вспомнилась роза, я в очередной раз достал её. На этот раз я перевернул брошку застёжкой вверх. И чуть не уронил на пол, увидев фамильное клеймо «Деверо», стилизовано под арабскую вязь, двойной овал вокруг. Господи, неужели София увидела это? Неужели это клеймо было в тот момент, когда она взяла розу?
А если клеймо возникло недавно? Тогда же, когда я стал владельцем ювелирного дела?
Я сошёл с ума или ещё только схожу?
Лёгкие шаги. Доминик, в белом домашнем халате. Лента поверх волос. И на ленте, и на рукавах халата – китайский дракон. Красный дракон.
– Брюс, – позвала она. – Идём. Мне нужна помощь.
…Мы сидели у меня в спальне. Доминик опустила жалюзи, зажгла ночник. Принесла из гостиной скамеечку и несколько подушек. Велела мне положить рядом с кроватью толстый асбестовый лист – из тех, что кипой лежат у камина. Принести жаровню, разжечь и поставить рядом.
Только бы не сработала пожарная сигнализация. Однако угли тлели чисто, без дыма, источая лёгкий запах. Мне померещился всё тот же жасмин.
Огромная картина на стене, напротив кровати, оказалась телевизором. Плоский, замаскирован под картину. Торрессон, «Рассвет в Альпах». Ники переключилась на первый канал и выключила звук.
Откуда-то добыла горсть безделушек – кулоны, медальоны, крестики – всё на цепочках. По спине у меня пробежали мурашки. Я понял, что это. Точнее, чьё это.
Доминик взглянула на меня, кивнула. Мороз вновь продрал по коже. Что она собирается делать?
Ники распутала клубок украшений, разложила на скамеечке. Вздохнула, прижала ладони к груди, сделала такое движение, словно стряхивала с рук невидимую воду.
– Присмотрись, – она махнула дистанционным пультом, и ночник засветился чуть ярче. – Что видишь? Не трогай руками.
Я склонился над россыпью. В оранжевом свете ночника украшения казались фальшивыми, ненастоящими. Склонился ниже, несколько раз повернул голову.
Странно. Три украшения ярче остальных. Всего их дюжина. Три поярче, остальные какие-то тусклые.
– Эти, – я указал, и Ники тут же протянула руку, чтобы я не прикоснулся к вещицам. – Не знаю, как сказать. Более яркие?
Доминик улыбнулась.
– Я не ошиблась в тебе. Всё, Брюс. Включи звук. Тихонько. Переключайся между первым и вторым каналом, жди.
– Чего именно?
– Ты поймёшь. Не обращайся ко мне, не прикасайся ко мне. Сиди и смотри.
Жаровня тускло рдела перед нами.
– А если зазвонит телефон?