Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин. Виктор Улин
Играл на гитаре и пел любимые романсы. Ощущая страсть к жизни от этого мимолетного самоосознания: вот, я хорошо выгляжу, и голос мой звучит мощно, и женщины слушают с горящими глазами. И я не просто существую – я живу.
И вдруг оказалось, что давно уже не живу.
Более того, я не помню, когда в последний раз по-настоящему: с друзьями и песнями – отмечал собственный день рождения.
И мне кажется, что дело не в личных неудачах. Что такое состояние симптоматично моим ровесникам вообще.
Конечно, за последние годы очень сильно переменилась сама жизнь. Но течение времени всегда непрерывно, и совсем не обязательно, чтобы медленные перемены резко крушили что-то внутри человека.
Но мне – точнее, нам – не повезло: перелом общества пришелся на лучшую пору жизни моего поколения. И действительно необратимо сломал многих из нас. Меня в том числе.
Любопытно и как-то странно представить себе масштаб прошедшего времени.
Я родился всего через шесть лет после смерти Сталина. Дыхание той великой и страшной эпохи, обезглавленной, но отнюдь не сразу прекратившей свои мощные конвульсии, ощущалось на протяжении некоторого периода моего детства.
Шесть лет… Для сравнения – ровно столько отделяет нас сегодняшних от кризиса 1998 года. Очень небольшой срок.
И это прошлое, черное и чужое по сути, преследует меня практически всю жизнь. Именно с раннего детства.
Правда, отпустило ненадолго, когда мое бытие приняло нормальные очертания. Но обрушилось вновь, едва все вернулось на свои убогие круги.
Впрочем, иного просто не могло быть.
Ведь я потерял интерес к настоящей жизни; тем более не вижу ничего в будущем.
Осталось лишь прошлое.
Которое, надо признать, в дни моей молодости было пронизано отголосками Сталинской эпохи.
Я восемь лет прожил в Ленинграде. Эти годы пришли на границу семидесятых и восьмидесятых – квинтэссенции застойного периода, когда в Советском союзе для человеческой жизни простого обывателя не существовало уже вовсе ничего. Начиная от телевизоров и кончая канцелярскими скрепками. И вся государственная пропаганда держалась лишь на памяти минувшей войны. Бесконечно перемалывалось наследие все той же единственной эпохи, как бы ни замалчивалось имя Сталина и ни переиначивались бы песни с его упоминанием.
Впрочем, об этих песнях я еще скажу…
Любопытно признать, глядя с высоты возраста уже как бы посторонним глазом, что я, родившийся хилым очкариком в глубоко интеллигентной семье, всегда ощущал себя человеком военным.
Вероятно, любой мужчина изначально рождается именно для службы; недаром в Древнем Риме у ложа роженицы дежурил воин с мечом. Чтобы в том случае, если появится мальчик, первым ощущением новорожденного стало прикосновение к холодной стали оружия.
Конечно, все это давно изжило себя. Человечество отвоевало положенную ему дозу, как перетерпело эпидемии проказы, чумы и прочих изведенных к нынешнему времени болезней.
Однако…
Я