Предпоследний герой. Анна и Сергей Литвиновы
стояла у зеркала в коридоре и улыбалась.
Какое это, оказывается, счастье: улыбаться себе – просто так. И не горевать, что любимая кофточка истончилась и вылиняла, а обои в квартире обвисли, и потолок вздулся страшными пузырями. Ну и ладно, пусть кругом полно проблем. А ей все равно весело. Весело – без всякого повода.
В коридор выскочил Сенька. Спросил мимоходом:
– На себя любуешься?
– Вот еще! – фыркнула Настя.
Хотя ее отражение заверяло: выглядит она очень даже неплохо. Модный цвет, в который Настя выкрасила волосы (кажется, он назывался «морозный каштан»), ей очень идет. И новые тени, серебристые, как холодный закат, – тоже. И россыпь веснушек – появились уже, красавицы! – ее совсем не портит. А главное, что на душе легко и бесшабашно. Как у неразумного детсадовца после двух порций мороженого. Так и хочется взвыть популярное: «Лайф! Лайф из лайф!» И изобразить перед зеркалом эффектный пируэт.
Приближение весны на нее, что ли, так действует?!
На термометре, правда, пока твердый минус, и сугробов кругом полно. Но небо уже высокое, и солнце смотрит все уверенней и обещает, что совсем скоро оно запалит в полную мощь, растопит снега, высушит грязь и сметет наконец с лиц горожан это дурацкое выражение: смесь озабоченности и тревоги.
Насте страшно надоело, что все кругом такие хмурые… Даже улыбнуться на улице или в метро боишься – как бы за дурочку не приняли.
Но неужели они, все эти люди, не чувствуют, что скоро наступит весна? И можно будет закинуть на антресоли кургузые шубы, выпрыгнуть из тяжелых сапог, и гулять по одевшимся в нежную зелень бульварам, и вдыхать терпкий запах сирени, и целоваться на едва подсохших лавочках…
Настя вот, в отличие от прочего московского населения, радуется весне. Ждет ее, предвкушает. Загодя примеряет перед зеркалом короткие юбки, тренируется в нанесении весеннего макияжа…
А Сенька, любимый циничный муж, над ней посмеивается:
– Какая весна? Февраль на дворе!
– Нет, пришла уже, пришла! – горячо возражала Настя. – Раз ты мне цветы принес – значит, все, наступила!
Николенька, любимый сынок, тоже безоговорочно встает на мамину сторону. Заявляет солидно:
– Конечно, весна-красна. Она пахнет! Весною!..
– Ну, раз сын говорит – весна, значит, точно весна, – соглашается Сеня, и Настя целует его глаза – синие, словно весеннее небо, – и лохматит светло-солнечные волосы… И думает: «До чего ж я люблю тебя, дурачок!»
А Николенька – он всегда радовался, когда родители улыбались друг другу, – болтается у их ног и обхватывает маму с папой в цепком объятии…
И Настя думает: «Как бы я жила без них обоих! Без сынули с его кучей «почему» и без Сени – такого невоспитанного, циничного, провинциального… и самого лучшего в мире!»
Что бы с ней сталось, если б не они! Малыш давал ей любовь к жизни. А Сеня, муж невенчаный, – дарил просто любовь… И нет ей счастья без Сениных бровей-кустиков, глаз-солнышек и рук – таких крепких, что в их кольце можно пережить любую драму-катастрофу… И еще – решительно невозможно