Эрнест Хемингуэй. Обреченный победитель. Лестер Хемингуэй

      Когда я пришел в себя, они тащили меня на носилках за три километра на перевязочный пункт. Носильщикам пришлось идти напрямик, поскольку дорога была вся разворочена снарядами. Если один такой пролетал с жутким воем, они клали меня на землю, а сами плюхались рядом.

      Мои раны ныли так, как будто 227 маленьких дьяволят втыкали гвозди в мое тело. Во время атаки перевязочный пункт эвакуировали, и мне пришлось два часа пролежать в хлеву со снесенной крышей, ожидая помощи. Когда она подошла, я приказал им подобрать вдоль дороги раненных еще в начале боя солдат. Они забрали меня на обратном пути.

      Артобстрел был все еще достаточно интенсивным. Наши батареи палили непрерывно где-то позади нас, и тяжелые болванки калибра 350 и 250 миллиметров проносились над головой в сторону Австрии с шумом, подобным грохоту железнодорожного состава. Затем с пронзительным визгом пролетел австрийский снаряд и рванул с жутким грохотом. Но наши подарочки были тяжелее и многочисленней присылаемых с их стороны.

      Вдруг батарея полевых орудий, расположенная прямо за сараем, дала оглушительный залп. Бах! Бах! Это 75-й и 149-й калибры с завыванием отправились к австрийским позициям. Снаряды рвались непрерывно, а звук пулеметов походил на работу клепальщиков – та-та-та-та-та!

      Пройдя несколько километров к итальянскому полевому госпиталю, они выгрузили меня в перевязочном пункте. Я встретил там много друзей среди офицеров-медиков. Мне сделали уколы морфия и противостолбнячной сыворотки, а потом побрили мои ноги и извлекли двадцать восемь осколков снаряда размером от и до (смотрите прилагаемые эскизы).

      Меня аккуратно перебинтовали, все начали пожимать мне руки и даже целовать, а я подтрунивал над ними. Я провел пять дней в полевом госпитале, а потом был эвакуирован в стационарную клинику.

      Я шлю вам эту телеграмму, так что не волнуйтесь. Я находился в больнице один месяц и двенадцать дней, надеюсь, в следующем месяце меня выпишут. Итальянский хирург сделал первоклассную операцию на моем правом коленном суставе и правой ступне, наложил двадцать восемь швов и заверил меня в том, что я смогу ходить, как и прежде. Все раны обработали, так что заражения не было. Он наложил гипс на мою правую ногу, короче, все будет в порядке.

      У меня есть несколько модных сувениров, извлеченных им за последнюю операцию. Пока не пройдет боль, я буду испытывать некоторый дискомфорт. Хирург собирается снять гипс через неделю, а через десять дней разрешит мне ходить на костылях. Я снова буду учиться ходить.

      Это самое длинное письмо из когда-либо написанных мною, но в нем мне удалось рассказать совсем немного. Передайте мою любовь всем, кто спросит обо мне, и, как говорила мама Петтинджилл:

      «Покидая нас, поддерживай огонь в домашнем очаге».