Канарис. Руководитель военной разведки вермахта. 1935-1945. Карл Хайнц Абсхаген
по названным выше причинам, была окружена тайной, многое приходилось маскировать, учитывая ограничительные условия Версальского мирного договора, касающиеся вооружений. Однако он еще не имел дело с теми мероприятиями, которые обычно ассоциируются с военной разведкой. За время работы в военном министерстве Канарис неоднократно выезжал в Испанию с целью обмена опытом в сфере кораблестроения, при этом речь шла о сооружении не только подводных лодок, но и быстроходных танкеров, способных сопровождать боевые корабли. Весьма ценным подспорьем при выполнении этих заданий были его знания местного языка и испанского менталитета. И с каждым пребыванием в Испании росло его расположение к этой стране и ее народу.
На этот период приходится и уже упоминавшееся выступление Канариса перед следственной комиссией рейхстага в январе 1926 г. Помимо политической сенсации, вызванной в комиссии и в германском обществе нападками депутата Мозеса, несомненный интерес для тех, кто желает проследить за становлением Канариса как государственного деятеля, представляет его поведение во время этого инцидента. Члены левых партий, причем не только «независимые», но и большинство социал-демократов, называли его реакционером, скрытым монархистом, которому не место в военно-морских силах республики[3]. Даже умеренные левые сочли по меньшей мере «тактической ошибкой», что представитель военного министерства в 1926 г. оправдывал действия руководства кайзеровского морского флота в 1917 г. Но что же произошло на самом деле? Выступая с речью перед членами парламентской комиссии, Канарис меньше касался судьбы матросов и кочегаров, осужденных в связи с неудавшейся попыткой мятежа в 1917 г., хотя и оправдывал приговоры, вынесенные командующим военно-морским флотом, как справедливые при сложившихся тогда обстоятельствах. По-настоящему обрушился он на тех политиков, которые организовали этот бунт, но благодаря депутатской неприкосновенности не были привлечены к ответственности. А поскольку одним из них являлся «независимый» депутат Диттман, который выполнял в комиссии обязанности референта, стоит ли удивляться, что Канарис не особенно выбирал выражения. Раздраженные до крайности левые ответили уже ранее упоминавшимися «разоблачениями» его прошлого.
Быть может, Канарис поступил не очень мудро, ввязываясь в словесную перепалку с Диттманом, но ведь, кроме данного соображения, существовали и другие немаловажные факторы, которые следует принять во внимание. В конце концов, морской офицерский корпус республики – по крайней мере среднего и высшего уровня – почти сплошь состоял из людей, когда-то служивших в кайзеровских военно-морских силах и испытывавших глубокую неприязнь к лицам, по их мнению ответственным за попытку мятежа в 1917 г. и за восстание в 1918 г. Поэтому Канарис говорил как бы от имени подавляющего большинства представителей своей касты. При этом он вовсе не руководствовался какими то политическими соображениями, или они
Искаженное представление о Канарисе, сохранившееся до наших дней в широких кругах немецкой и зарубежной общественности, во многом сложилось под влиянием развернувшейся против него в тот период враждебной кампании в печати.