Кольдиц. Записки капитана охраны. 1940–1945. Рейнхольд Эггерс
Русская кампания еще не началась. Годом позже я начал сомневаться в стопроцентной надежности нашего караула. К тому времени, а именно к 1942 году, роли начали меняться. Затягивались пояса, падали бомбы, а с ними боевой дух и надежды; знавшие немецкий язык ораторы из числа пленных неустанно распространяли пропаганду среди охраны, и чем теснее мы старались опутать их сетью надсмотра, тем теснее становились контакты с теми, с кем они могли работать. Лейтенант Аллан был занят подобными вещами постоянно, занимались этим и Говард Ги и Джайлз Ромилли, двое штатских, помещенных ОКБ в Кольдиц в 1942 году[17]. Ромилли долгое время был единственным подобным узником. Он стал первым из «Prominente»[18] или заложников, каковыми они предполагались. Он прибыл в конце 1941 года из гражданского лагеря для интернированных. Как племянник сэра Уинстона Черчилля он оказался ценной добычей. ОКБ решило, что Кольдиц был для него самым безопасным местом. И он, и Ги подали очень плохой пример своим товарищам-интернированным. Многие были англо-германского или англо-французского происхождения. Все имели английские паспорта, но в ряде случаев их симпатии скорее разделялись. Эти двое в разное время бежали из замка Вюльцбург в Баварии и после поимки были переведены в Кольдиц через Силезию, прежде чем зараза успела распространиться. Оба хорошо владели немецким языком.
Через три дня после того, как мы помешали массовому бегству из туннеля в столовой, пропал французский офицер, лейтенант Колен. Как он выбрался на свободу, мы опять-таки не знали, как не знали и в случае с лейтенантом Лере, исчезнувшим в апреле.
Мы заподозрили парк.
В Кольдице послеобеденная прогулка по парку была самым слабым местом во всей нашей системе.
Пленные были замурованы и заперты в своем внутреннем дворе, на всех окнах были поставлены решетки. После попытки побега Сурмановича и Хмеля день и ночь в самом внутреннем дворе дежурил часовой, по всему периметру снаружи здания были расставлены прожектора и караульные и, естественно, ограждения из колючей проволоки семи футов в высоту. И все же наше собственное Верховное командование, несмотря на протесты нашего коменданта, вынуждало нас выпускать людей из этого кольца безопасности каждый день после обеда на два часа, чтобы подышать свежим воздухом и поразмяться, согласно условиям Женевской конвенции. Требовалось почти пятнадцать минут, чтобы спуститься в овраг за замком, на восточной стороне, где мы огородили проволокой пространство примерно 50 ярдов на 200. К нему примыкал чуть меньший, обнесенный оградой и проволокой «загон для овец», как его называли французы. Здесь пленные среди деревьев играли в футбол. По всему периметру загона и второго, большего огороженного пространства во время прогулки мы расставляли часовых. Брали с собой и пару собак. И все же случаи побега, происходившие в течение этих прогулок, заставляли волосы вставать дыбом, своим количеством иллюстрируя (по контрасту) первый принцип, согласно которому пленные должны любой ценой оставаться статичными. Второй принцип, к несчастью, гласил, что они должны всегда находиться
В Кольдице я был дважды. В первый раз я попал туда в 1940 г. в качестве ординарца группы британских офицеров, сбежавших по вырытому ими туннелю из лагеря в Лауфене близ Зальцбурга. В то время меня классифицировали как рядового пленного: вместе с другими англичанами меня схватили в Осло. Немцы не поверили, что мы возвращались из Финляндии, где служили добровольцами в Финской международной бригаде. Они решили, что мы были английскими военными в гражданской одежде, поджидающими английского вторжения в Норвегию, которое они только что опередили. Последовали жаркие дебаты по поводу заслуживаемой нами участи. Кольдиц я покинул в начале 1941 г., когда выяснилось, что я штатский, после чего я провел год в лагерях для интернированных, вернувшись в Кольдиц в 1942-м (теперь как штатский со статусом офицера) с досье беглеца и смутьяна. Я оставался в замке до конца.
Видная личность, видный деятель