Личный пилот Гитлера. Воспоминания обергруппенфюрера СС. 1939-1945. Ганс Баур
хвостовой части. Впрочем, нельзя исключать вероятности того, что регулятор веса по неисправности давал неверные показания. С такими мыслями я взял курс по направлению к замку в Зальцбурге. В это время я опустился до высоты 300 метров, выровнял самолет и все привел в порядок.
Поскольку я намеревался лететь в Мюнхен, то сделал левый разворот и прошел над краем летного поля. Моему взору предстало странное зрелище. Люди бегали взад и вперед, размахивая носовыми платками, у кого-то в руках даже можно было разглядеть полотенце. Вероятно, его принесли из здания аэропорта. Затем стали взлетать сигнальные ракеты, причем всех цветов – белые, зеленые, красные, с блестками и без них. Конечно, у нас была договоренность использовать различные цвета в соответствии с чрезвычайными ситуациями, но в данном случае никакой системы уловить было нельзя. Впрочем, Цинтлю и мне было ясно и так: что-то случилось. В это время мы находились на высоте 400 метров. Я сделал несколько кругов над летным полем и спросил радиста, не забыли ли мы чего-нибудь, например летный журнал или что-нибудь еще. Нет, вроде бы все на месте. Но люди внизу продолжали размахивать руками и подавать сигналы. У нас на борту было радио, но в Зальцбурге не было радиостанции. Вероятно, мы могли бы связаться с Веной, но для этого пришлось бы кружить над аэродромом до тех пор, пока не придет ответ. Я вынужден был пойти на посадку. Надо сказать, что сделал я это с большой неохотой. Ведь я так радовался, что первый раз мне удалось удачно приземлиться и, вопреки всему, благополучно подняться в воздух.
После того как я нашел тот же самый холмик, который использовал во время первого приземления, я коснулся земли очень мягко. Это была, как мы любим говорить, когда касаемся поверхности земли столь мягко, что пассажиры едва замечают ее, мастерски выполненная «яичная посадка». Я позволил машине проехать до конца летного поля, но еще до того, как она окончательно остановилась, люди бросились к нам, толкая впереди себя трап. Пока они бежали к самолету, все время показывали руками в нашу сторону, как будто хотели к чему-то привлечь наше внимание. Может быть, мы переехали кого-нибудь во время посадки? Вероятности этого никогда нельзя исключать, поскольку внимание летчика в такой момент отвлечено сильным шумом и необходимостью прислушиваться к работе мотора. Я спросил Цинтля, не видел ли он кого-нибудь, кого бы мы могли раздавить во время посадки на траву, но Цинтль ответил, что посадочная полоса была совершенно чистой. Я приподнялся, затем вылез из кабины и теперь смог разглядеть заднюю часть самолета. Там я увидел человека, который только что поднялся с земли. Он выпрямился и поворачивал голову то влево, то вправо, как будто хотел убедиться, что его позвоночник остался невредимым.
Из выкриков разных людей, сливавшихся в нестройный хор, я в конечном итоге понял, что этот человек во время полета висел на хвосте самолета. Я выпрыгнул из кабины, скользнул на крыло и бросился к нему. Он был смертельно бледен; в его лице не осталось ни кровинки. Он стоял передо мной,