Последний дар любви. Елена Арсеньева

      Дом и сад вице-губернатора Перовского высокий, но щелястый забор отделяет от другого сада. Лишь только Перовские переехали из Петербурга в Псков – все строения сплошь деревянные, мостки на поросших травой улицах тоже деревянные, а поселили их в большом доме с мезонином, – и работники под присмотром матери начали разгружать телеги с вещами, как Соня, Вася и Маша побежали в чудесный сад. Они играли около забора и услышали, что по ту сторону кто-то возится. Прильнули к щелям и отпрянули: на них смотрел какой-то курносый мальчишка, а по тропинке среди крапивы осторожно шла высокая дама в пенсне и с наставительным, учительским выражением бурчала:

      – Никлас! Ах, майне либер готт, Никлас! Это неприлично! Подглядывать – неприлично!

      – Вы кто? – не обращая на нее внимания, спросил мальчишка.

      – Мы – Перовские, – важно ответила Соня. – А ты кто?

      – А я – Муравьев! – произнес мальчишка еще более важно.

      – Подумаешь, муравей, – усмехнулся Васька.

      – Подумаешь, перья, – засмеялся мальчишка. – Знаю я, кто вы такие. Ваш отец вице-губернатор, да? Вы сегодня приехали?

      – А ты почем знаешь? – удивился Вася. – Ты за нами следил? А может, ты крамольник? Я крамольников ненавижу, они против государей злоумышляют, они все франкмасоны и нигилисты! Так папа говорит.

      – Нет, я Коля. Не крамольник никакой, а Коля Муравьев. Мой папа – губернатор.

      – Как губернатор? – изумился Вася Перовский.

      – Да так, – пожал плечами Коля. – Очень просто. Твой отец – вице-губернатор, а мой – губернатор. Понял? А крамольников я тоже ненавижу, еще и побольше твоего. Вот как вырасту, как стану прокурором, так всех их в тюрьмы отправлю!

      – Ну, ты еще когда вырастешь! – пренебрежительно сказала Соня, которую очень раздосадовало, что этот курносый мальчишка – сын губернатора. Они – вице, а он – настоящего! – Сейчас-то ты маленький!

      – Да уж побольше твоего буду. – Ну что мы через забор болтаем? Идите вон туда, там калитка. Приходите ко мне играть. У нас есть пруд, а на пруду – ого! Идите, покажу, что там такое.

      – Ах, Никлас, – вздохнула худая женщина в пенсне. – Опять этот ужасный пруд!

      – Ничего, Гертруда Людвиговна, папа разрешил, – сказал Коля Муравьев и объяснил детям: – Это моя бонна, она немка, она только с виду сушеная, а так ничего, хорошая!

      С тех пор дети были почти неразлучны. В губернаторском саду и в самом деле находился большой пруд, а на пруду – паром. Гертруда Людвиговна воды боялась как огня, а потому предпочитала сидеть в плетеном креслице на берегу, укрываясь от солнца зонтиком. А дети не сходили с парома. Они перебирались с одного конца пруда на другой, воображая самые невероятные приключения: и шторм, и пиратов, и нападение подводных хищников, и морской бой.

      Но