Где скрывается правда. Кара Томас
всего один комментарий – две строчки, в которых сказала остальным комментаторам заткнуться: мол, что они могут знать об этом деле, кучка недоделанных адвокатов, живущих в мамкином подвале. Потом она вышла из аккаунта со словами «Уайатт Стоукс – убийца», так и не удостоив ответом кучу людей, которые тут же набросились на нее с требованием доказать.
Я знаю, что это была Кэлли: она с десяти лет везде пользуется одним и тем же ником – twirlygirly23.
Я создала аккаунт и написала ей сообщение: «Это я, Тесса. Я тоже это прочитала». Она мне не ответила.
В любом случае вряд ли она рада, что я вернулась и одним своим присутствием напоминаю ей о худшем лете в нашей жизни.
Мэгги шлепает французский тост мне на тарелку. Я поднимаю голову и слабо улыбаюсь ей в ответ. В тюрьме нам надо быть в восемь.
Городок Фейетт, штат Пенсильвания, при свете дня выглядит еще хуже, чем я его помню. Мэгги останавливается у «Квик-Марта» на Главной улице, чтобы заправить бак. Половина магазинов заколочена досками и прячется за пыльными вывесками «закрыто».
Огромная часть Фейетта погибла вместе со сталелитейной индустрией в начале девяностых. До моего рождения отец работал на мельнице в соседнем городке. Теперь Фейетт цепляется за жизнь как за соломинку – наверное, потому, что народ здесь чертовски упрямый. Никто не даст загнуться «Буфету Джима» или «Ателье портного Пола».
Те, кто здесь остался, отказываются собрать вещи и уехать. Но могут уехать их дети – если, конечно, повезет.
До окружной тюрьмы мы добираемся за полчаса. Мэгги паркует машину. Я замечаю, что у меня дрожат ноги, только когда она кладет руку мне на колено и спрашивает:
– Милая, ты точно этого хочешь?
Конечно, не хочу.
– Все в порядке, – говорю я. – Мы ненадолго.
Мэгги опускает зеркало и освежает на губах помаду нежно-розового цвета. Я сдержанно улыбаюсь ей. Потом мы выходим из машины и бок о бок подходим к арке металлоискателя. Она обнимает меня за талию и не убирает руку, несмотря на то что я заметно напрягаюсь.
Бабушка не любит нежностей. Было время, когда я каждый вечер сидела в гостиной и наблюдала за ней, пока она решала в уголке кроссворды, попутно бормоча про себя ответы викторины «Рискуй!». Я сидела и ждала, как жалкая попрошайка, нуждающаяся в ласке, пока она обратит на меня внимание. Потом наконец она поднимала голову, кивала и говорила мне: «Ну, спокойной ночи, детка». И на этом все.
Я не привыкла к тому, чтобы меня трогали. Тянусь за телефоном в рюкзак, чтобы увильнуть от Мэгги под благовидным предлогом. К счастью, она этого не понимает.
– Скорее всего, тебе скажут оставить его при входе. – Она кивает на телефон. – А в хоспис… меня, наверное, с тобой не пустят.
Я сглатываю, чувствуя на языке горький привкус кофе. Наверное, я сейчас должна бы чувствовать грусть от нахлынувших воспоминаний об отце. Но нет, мне просто любопытно. Интересно, как он сейчас выглядит: истончилась ли кожа у высоких скул, стала ли она тонкой и бледной, как рисовая бумага? В моих