Третий рейх: символы злодейства. История нацизма в Германии. 1933-1945. Йонас Лессер
дневнике Клеппера мы находим следующую запись: «Церковь – шаг за шагом – сдает свои позиции. Воистину, начался суд над Домом Божьим. Церковь отныне боится государства, а не Бога». Еще одна запись: «Мы все глубоко удовлетворены тем, что сказал пастор Визе об ужасном падении церкви в том, что касается отношения к евреям в Третьем рейхе».
Пастор Мартин Нимеллер сказал по этому поводу в 1945 году: «Наша церковь знала, что избранный ею путь неминуемо приведет к катастрофе. Но мы не предостерегли нацию, мы не вскрыли преступные деяния. Мы, церковники, должны бить себя в грудь и повторять: Mea culpa, mea culpa, mea maxima culpa. Нам не следует обвинять нацизм, мы должны обвинять самих себя». Участник антинацистского сопротивления Эрнст Никиш говорит, что многие лютеранские пасторы с одобрения так называемых «немецких христиан» молились за Гитлера в своих проповедях и даже вывешивали свастику на церквах в дни нацистских праздников. Когда Никиш был арестован, тюремный пастор со свастикой на рукаве упрекнул его за нежелание раскаяться, ибо «государственная измена – это очень тяжкое преступление». Когда пастор спросил Никиша, почему он оставил лютеранскую церковь, то получил такой ответ: «Потому что еще в 1919 году я увидел, что протестантская церковь ступила на скользкую дорожку». О последствиях лютеранства для Германии («По делам их узнаете их») мы еще услышим, когда будем говорить о наставниках Гитлера.
Вернемся к Томасу Манну. Он говорит, что Лютер применил слова Павла «да подчинится всякая душа высшей власти» к князькам карликовых германских государств, в то время как Павел имел в виду власть Римской империи, которая была политической ареной христианской религии. Таким образом, раболепие Лютера стало чисто немецким раболепием, и такое положение сохранилось до появления Гитлера. Специфически германским – и в этом несомненная вина Лютера, который был вне политики и против политики, – был дуализм смелого философского мышления и политического инфантилизма. Лютер повинен в типично немецком отделении национализма от идеала политической свободы. Реформация, в противоположность интернационализму средневековой Европы, была движением националистическим. Лютер несет ответственность за все несчастья, которые причинила Германии идея о «расовой» (völkisch) свободе, направленной против объединенной Европы, идея совершенно варварская. Это еще раз доказала грубая стихийность, присущая войне немцев против Наполеона. Эта грубость оттолкнула Гете от нации, он сохранял полное спокойствие среди всеобщего энтузиазма.
Гитлеровские варвары называли то, что они породили, «движением немецкого национального освобождения», как будто нация, обладавшая такой же малой внутренней свободой и ответственностью, как и политически незрелая Германия, смела говорить о свободе так, словно она ее заслуживала. Свобода предполагает прежде всего внутреннюю политическую свободу. Немцы, однако, так и не научились сочетать национальную идею с идеями политической свободы и гуманизма.