Упадок и разрушение Римской империи (сокращенный вариант). Эдвард Гиббон
предавался самым грубым удовольствиям и вскоре начал чувствовать пресыщение и отвращение от своих радостей. На помощь были призваны возбуждающие возможности искусства: множество беспорядочно меняющихся женщин, вин и кушаний при умелом чередовании поз или соусов оживляли его притупившийся аппетит. Новые изобретения в этих искусствах, единственных, в которых упражнялся и которым покровительствовал этот монарх[17], стали характерными чертами его правления и сделали его имя бесславным в потомстве.
Недостаток вкуса и изящества восполнялся капризной расточительностью; когда Элагабал проматывал сокровища своего народа на самые безумные причуды, он сам и его льстецы прославляли это как проявления живости ума и великолепия, которых не имели его скучные предшественники. Перемешивать все времена года и все климаты, забавляться страстями и предрассудками своих подданных и нарушать все законы природы и скромности было одним из его самых сладких развлечений.
Большой свиты наложниц и быстро меняемых жен, среди которых была девственная весталка, похищенная силой из ее священного убежища, было недостаточно, чтобы удовлетворить его бессильные страсти. Повелитель римского мира подчеркнуто подражал женщинам в одежде и манерах, предпочитал прялку скипетру и позорил высшие почести империи тем, что раздавал их своим многочисленным любовникам; одному из них были публично даны титул и полномочия «мужа императора» – или, как он сам именовал себя, «мужа императрицы».
Может показаться вероятным, что пороки и безумства Элагабала были приукрашены фантазией и очернены предрассудками. Но даже если ограничиться лишь тем, что делалось публично, на глазах римского народа и засвидетельствовано историками, жившими в то время, эти пороки и безумства своим неописуемым бесславием превзошли все, что обесчестило когда-либо другие времена и другие страны. Разврат восточного монарха скрыт от взгляда любопытных неприступными стенами его сераля. Чувство чести и изящная любезность манер ввели в придворную жизнь современной Европы утонченность удовольствий, необходимость оглядываться на приличия и уважение мнения общества. Но испорченные и весьма состоятельные знатные люди Рима потворствовали каждому пороку, который могли найти в огромном сплаве народов и нравов. Уверенные в своей безнаказанности и не обращавшие внимания на осуждение, они жили среди своих терпеливых и смирных рабов и прихлебателей, и не было ничего, что сдерживало бы их. В свою очередь император, смотревший на своих подданных любого звания с одинаково презрительным безразличием, бесконтрольно пользовался своим правом верховного владыки на похоть и роскошь.
Даже самые ничтожные из людей не боятся осуждать в других те самые вольности, которые позволяют себе, и всегда готовы найти какую-нибудь разницу в возрасте, характере или общественном положении, которая очень мило позволит им оправдать такое пристрастное поведение.
Однажды за составление нового соуса была назначена щедрая награда. Но поскольку он не пришелся по вкусу императору, изобретателю велели питаться только собственным изобретением до тех пор, пока он не придумает что-нибудь более приятное для услаждения Элагабала.