Одни сутки войны (сборник). Виталий Мелентьев
этот парень, в непонятной форме, говорящий по-немецки с легким силезским или еще каким-то северным акцентом, знает о нем такие подробности. Матюхин, казалось, не замечал его растерянности.
– Не знаю, как вы решили с Мартой, но я бы на твоем месте забрал его семью к себе: в деревне легче прокормиться. Да и девчонки помогут Марте. Поросята требуют ухода.
– Марта не любит Ани…
– Она ее не любила раньше – городская. Сейчас сравняются. У женщин слабые сердца, а горе общее.
Штильмайер кивнул и потупился. Должно быть, его по привычке охватили домашние заботы. Андрей протянул ему сигарету, чиркнул зажигалкой, дал закурить, потом закурил сам и с удовольствием затянулся – давно не курил.
– Знаешь, Курт, давай напрямую. Что нам, что тебе умирать желания нет. Ты не дурак, понимаешь, что ты не шваб и от этой войны, даже если фюреру кое-что и удастся, лично ты ничего не выгадаешь. Разве что сможешь опять покупать удобрения, которые вам сейчас не дают, да, может быть, снизят налоги. Так я говорю?
– Та-ак, – протянул связист.
– Ты не удивляйся, откуда я все знаю. Год болтался в ваших местах. Даже твой Мариендорф знаю. И Гюнтера знаю. И то, что сына он все-таки пристроил в «Адлерверке». Значит, на фронт он не попадет. И то, что…
– Это еще не известно… – перебил австриец.
– Тебе не известно. А нам известно. Гюнтер не ты. Он, как теперь говорят, не каждое яичко метит.
– То так, – кивнул Курт. Эта подробность словно примирила его с допрашивающим, утвердила правильность его слов.
Сутоцкий смотрел на Матюхина, как на колдуна. Он и не предполагал, что во время войны каждое крестьянское хозяйство обязано было с чисто немецкой аккуратностью своевременно сдать на заготовительный пункт каждое снесенное курицей яйцо, предварительно проставив на нем дату и порядковый номер. Никто не имел права даже яйцо продать по собственной инициативе. Но тот, кто пользовался властью, метил не каждое яйцо, спекулировал и наживался.
Андрей Матюхин никогда не бывал в Австрии, но считал, раз так заведено в Восточной Пруссии и Шлезвиге, через которые он проходил, бежав из плена, то в Австрии, второсортной провинции великой Германии, порядки должны быть еще строже.
– Ну вот… Поэтому я открываю карты: мы разведчики. Нам нужно знать, что делается в ваших тылах. Времени у нас немного. Мы тебя на обратном пути прихватили. Так вот… Расскажешь все по-честному – отпустим. Нет – сам понимаешь… Уйдешь и обманешь, выдашь – наши люди найдут способ сообщить СД о нашей встрече. И тогда твоя семья… Сам понимаешь…
Штильмайер постепенно приходил в себя. В его голове улеглось еще не все, но главное он понял: есть надежда выжить. А раз так, надо сначала выжить, а потом на свободе подумать, как поступить. И он покорно, излишне покорно покивал:
– Та-ак… Что… что вас интересует?
– Все. Начнем с самого простого. Прибывшие танкисты – эсэсовцы?
– Эсэсовцы.
– Откуда? Наименование или номер части?
– Не