Плоть и кровь. Майкл Каннингем
тут уж ничего не поделаешь. Хочешь не хочешь, а сняться под Рождество нам придется. Крепись, сейчас будет немного больно.
– Ой! – вскрикнула Зои, хоть Сьюзен и обходилась с ее волосами ласковее, чем мама.
– Девушке полагается быть отважной.
– Я вообще фотографироваться ненавижу, – сказала Зои. – И платье, которое она мне купила, тоже терпеть не могу.
– Знаю, знаю. Все это ужасно. Господи, злодей какой-то, а не клубочек.
В зеркале появился папа. Большой. Энергичное, подвижное лицо.
– Здравствуйте, дамы, – сказал он. – Как идут дела?
– Сражаюсь с волосами Зои, – ответила Сьюзен. – Поразительное явление. С виду волосы как волосы, а начинаешь их расчесывать и тут же понимаешь – нет, это что-то другое. Проволока, что ли.
Папа положил ладонь на плечо Сьюзен.
– Поторапливайтесь, – негромко сказал он. – Фотограф появится с минуты на минуту. Ваша мама уже сама не своя.
– Ну, полагаю, если ему придется подождать минут пять, Рождество все равно не отменят, – сказала Сьюзен.
Папа кивнул, улыбнулся. Ответ был правильный.
– Нашла, – крикнула откуда-то мама. – В корзинке с грязным бельем. Господи, я же могла засунуть его в стиральную машину.
Мама вошла в комнату, однако в зеркале не появилась. Папа снял руку с плеча Сьюзен.
– Зои почти готова, – сообщила она.
Мама вступила в зеркало. Лицо возбужденно нетерпеливое, чреватое большим шумом.
– Давай, я сама закончу, – сказала она.
И, отобрав у Сьюзен щетку, провела ею по волосам с силой, вытянувшей на поверхность сознания мысли самые потаенные. Зои позволила своим глазам увлажниться – пусть мысли перекипят в этой влаге. Она не издала ни звука.
Спустя недолгое время все уже сидели, наблюдая за приготовлениями мистера Флеминга, в предвечернем полумраке гостиной. Мистер Флеминг был низкорослым человеком в тяжелых очках, суетливым и вечно чем-то удивленным. Казалось, что прямо перед ним, не более чем в футе от его узкого серьезного лица совершается нечто невидимое, только ему и известное. Камера его стояла на трех журавлиных ногах, нацелив на гостиную незрячее око.
– Вы, главное, не волнуйтесь, – говорил он, опуская лампу. – Все займет лишь несколько минут. Правильно? Лишь несколько минут.
Зои и Билли сидели на диване. Он был в синем блейзере, с красным платочком, выступавшим из нагрудного кармана, точно предмет его тайной гордости. Билли пожелал сниматься сидя, потому что выглядел в этой позе более рослым, колени его были разведены в стороны, костлявые руки лежали, раскинутые, на диване. Билли считал так: многие вещи важны, но из этого вовсе не следует, что они заслуживают серьезного к себе отношения.
– Отличное платье, – сообщил он Зои, изогнув уголок рта.
Она сгорбилась. Лоб ее вспыхнул. Временами Билли говорил то, что думает, временами нечто прямо противоположное. Платье было зеленое, перетянутое в талии лентой с красным бантом величиной в капустный кочан. Когда мама принесла его домой, Зои всего лишь пожала в непредусмотрительном согласии плечами. Она