Неправильный мертвец. Ричард Кадри
которой он был вынужден бродить по пустой галерее, будто потерявшийся пес, даже не имела к Гилберту никакого отношения и фактически произошла три тысячи лет назад. Что там случилось? Он на мгновение вынырнул из омута страданий и погрузился в глубь своего разума, вспоминая, как умерла мумия.
«Убита! Вот как. Труп почикали».
Очень круто, если задуматься. Но оттого Гилберт лишь сильнее ненавидел свое изгнание.
«Я мог бы быть внизу, с всамделишным живым трупом египетского гангстера, а вместо этого торчу в гребаной комнате для рисования пальцами».
Гилберт сердито прошелся по залу и замер перед одной из картин.
«Ха! Так вот ты какой, Кандинский».
И ни капельки не пошло. По мнению Гилберта, изображение походило на тряпичный чехол. Он поворачивал голову так и сяк, смотрел под разными углами, но, как бы ни щурился, Кандинский все равно отказывался выглядеть чем-то, кроме тряпки.
Интерес к картине длился ровно пятьдесят семь секунд, а потом Гилберта вновь захлестнула отчаянная скука и потянуло в сон.
«Погодите-ка. Фройлих сказал, что здесь нет видеонаблюдения. Так кто узнает?»
Гилберт осмотрелся и приметил альков в дальнем конце галереи, где никто его не увидит ни с лестницы, ни из лифта. Укрывшись в нише, он сел и закрыл глаза. И вскоре погрузился в сон, в котором они с Хархуфом катались по желобу водяных горок в Диснейленде, показывая миру средние пальцы. На пару с мумией послать на хрен Мауса – разве не стопроцентный способ попасть в новости?
Разбудил Гилберта треск рации. Он неловко снял ее с ремня и чуть не выронил.
– Фэррис слушает, – пробубнил.
– Где тебя черти носят? Я тебя вызывал! – рявкнул Фройлих.
– Прошу прощения. Возникли проблемки с рацией, но теперь все нормально.
– Плевать. Возвращайся к мумии. Рабочие уходят на обед, присмотришь за экспонатами.
Гилберт глянул на часы:
– Но у меня ведь тоже сейчас перерыв.
– Ньюман заболел. У нас не хватает людей, так что придется тебе поесть позже.
– Спускаюсь, – процедил Гилберт сквозь стиснутые зубы, и от его восхищения гангстерской смертью Хархуфа не осталось и следа.
Фройлих уже ждал внизу. Саркофаг был открыт, и Хархуф лежал на спине, уставившись пустыми мумифицированными глазницами на потолочные лампы. Гилберт заглянул в ящик. Судя по тому единственному, что он знал о Хархуфе, мертвецу полагалось быть особенным. Его руки и ноги крепились к внутренним стенкам восковыми печатями с изображением Сета и Анубиса. Гилберт что-то читал о них в Интернете. Мол, один – бог смерти, а второй – что-то вроде дьявола. А может, так в кино показывали. В общем, где бы он это ни видел, убийство Хархуфа вкупе со смертью и дьяволом вызывало в Гилберте нешуточное восхищение.
– Отпад, – выдохнул он.
– Что? Я не расслышал, – произнес Фройлих.
– Говорю, чувака убили, и теперь он весь такой в черепах и дьявольщине.
– Да.