Годунов. Последняя кровь. Александр Бубенников
сломить изменникам патриарха, склонить на свою сторону никак не удалось. И удастся ли – вопрос из вопросов. Ответ на вопрос изменников Гермогена был твёрдым и непреклонным:
– Да будет милость Божия над ними, идущими на Москву, и от нашего смирения благословение… А на изменников пусть изольётся великий гнев от Бога… А от нашего смирения да будут прокляты московские окаянные изменники в сем веке и в будущем…
Суровое проклятие стойкого патриарха распространялось не только на боярина Ивана Кашу Романова и других «первых бояр», преуспевших в изменах и предательствах, но и на юного стольника Михаила Романова, активного приспешника польских оккупантов. Льстивые «романовские летописцы» наверняка записали бы им в подвиг «борьбу с поляками», если бы Иван Никитич Романов и Михаил Фёдорович с матушкой заперлись у себя на подворье и носа оттуда не высовывали. Но все Романовы и их многочисленные родичи сидели кто в Москве, кто в самом Кремле, влившись в боярскую массу предателей-коллаборантов, не конфликтуя с польскими оккупантами по поводу лошадиной туши или снопа овса. Были бы конфликты Романовых с поляками в Кремле, то было отражено летописцами и свидетелями, – только Романовы жили с поляками «душа в душу».
Кремлевские предатели и Романовы в их числе в январе 1612 года рассылают в ответ на грамоты народного ополчения грамоты «московских бояр», где обличались князь Трубецкой и казацкий атаман Заруцкий:
«Теперь князь Дмитрий Трубецкой да Иван Заруцкий стоят под Москвой на христианское кровопролитие и всем городам на конечное разоренье… Ездят от них из табора по городам беспрестанно казаки, грабят, разбивают и невинную кровь христианскую проливают, насилуют православных христиан, боярынь и простых жён берут на блуд, девиц растлевают насильством мучительским, церкви разоряют, иконы святые обдирают и многие скаредные дела на иконах делают, чего ум наш страшится написать… А мы прихода большого войска королевича Владислава ожидаем с радостью… Сами можете рассудить, что Московское государство усмирить и кровь христианскую унять можем только королём Сигизмундом и сыном его Владиславом…»
Пугая народ русский большим польским войском Сигизмунда и Владислава, бояре ничего не приукрашали, говоря о зверствах и бесчинствах казаков Заруцкого и Трубецкого. Только в грамоте «московских бояр» ничего не говорилось о заточении с их ведома в темнице патриарха Гермогена, противящегося боярскому предательству, бьющегося из последних сил за веру православную. Ничего не говорилось о том, что «первые бояре» с польскими оккупантами обрекли несокрушимого старца-патриарха на голодную смерть в темнице… А московские летописцы отметили, что патриарх Гермоген погиб голодною смертью уже 17 февраля 1612 года, всего через месяц с небольшим после написания грамоты «московских бояр» православному русскому народу. Погребли патриарха без подобающих его сану церемоний, тайно в Чудовом Кремлёвском монастыре.
Глава