Ангел Спартака. Андрей Валентинов
ой как интересно?
– Ты говоришь, Учитель, «гордыня», – спросила я Его как-то. – Что это? Гордость, но… неправильная?
Кивнул, задумался.
– Неправильная гордость? Неплохо сказано, моя обезьянка! Гордыня не просто завышенная самооценка, это – принципиально неправильная самооценка. Воображаешь себя не сильнее, не умнее, чем есть, – а кем-то вообще другим.
– Богом? – не выдержала я.
Вновь кивнул.
– Допустим, богом. Поэтому гордостью ты обидишь только себе подобных, гордыней же – того, кто посильнее тебя. Но это лишь одна сторона яблока.
На Его ладони действительно оказалось яблоко – большое, краснобокое, хотя яблони еще только отцвели и до спелых плодов было еще далеко.
– Гордыня – смертный грех, так сказано в Законе. А вот почему сказано – не принято спрашивать.
– А почему сказано, Учитель? – подхватила я.
– Обезьянка, обезьянка! Догадайся сама, Папия Муцила, если уж ты имела наглость назваться Моей ученицей.
Его ладонь протянулась ко мне. Огонь светильника скользнул по гладкой яблочной кожуре. Скользнул, исчез. Две стороны яблока. Гордыня опасна для людей…
– Гордыня опасна не только для людей, Учитель! Она опасна и для богов. Если человек вообразит себя богом, он… может стать им! И… И сам Закон… Его нарушение, неисполнение заповедей, опасно не для одних людей…
Яблоко пропало, ладонь запечатала мои уста.
– У Меня очень глупая ученица. О таком не говорят вслух, Папия Муцила!
О таком не говорят вслух… Я не говорила, но тем жарким летом и вправду поняла, что такое гордыня. Рим, проклятую Волчицу, ненавидели тысячи и тысячи. Ненавидели, желали погибели. Но чтобы собрать их, чтобы решиться, понадобилась беглая рабыня, обычная девчонка, не воевавшая, не готовившая заговоры. Без меня бы…
Да, гордыня. Тогда мне так и казалось, что без меня… А вот сейчас сомневаюсь. Прошло много лет – и каких лет! Теперь я знаю, что такое война, что такое заговор. Так и кажется, что за спиной семнадцатилетней девчонки действовал кто-то иной – старше, умнее, беспощаднее. Я была нужна даже не как щит – как рисунок на щите.
Но если не я, кто же? Не Учитель, знаю точно. Кто-то Другой? Во всяком случае, Его длань, длань Чужого, я почувствовала очень скоро. Коснулась плеча, дотронулась до губ…
– Жди, девочка!
Ждет девочка. Гиматий на голову накинула – от взглядов чужих, непрошеных. Хоть и темно, хоть и нет никого рядом…
Знакомые ворота, знакомая калитка. Школа Лентула Батиата, добро пожаловать! Но это для сиятельной Фабии Фистулы – «добро», а для обычной девчонки, что к дружку-гладиатору на свидание просится, порядок иной. Сначала привратнику ладонь согреть, потом у калитки скучать, пялиться на нее, как коза на горох…
Парня звали Фирм. «Самнит», в школе два года, пять побед. Больше о нем я ничего не знала, но бородатый Рес (старший который) уверил: свой. Самнит (настоящий, не только по оружию) воевал, боги едва от креста избавили. Сам-то