Наука и проклятия. Анна Орлова
титул и заодно на брак со мной. На стене за его спиной висел штандарт с вышитым гербом – стилизованной алой розой и полосой в углу.
Брюнет при моем появлении даже головы не поднял, всецело поглощенный ростбифом и зеленым горошком. Зато я, увидев знакомую физиономию со шрамом и перебитым носом, почувствовала облегчение. Значит, две самые неприятные гипотезы можно отбросить. Брюнет мне не почудился, и «муж» не един в двух лицах.
Зато все три дамы уставились на меня с жадным любопытством грифов, прикидывающих, не пора ли выклевать глаза умирающему.
– Доброе утро, – ледяным тоном произнесла «свекровь», как бишь ее? Офелия Бернис Скотт.
Интересно, мне-то как теперь положено к ней обращаться?
– Доброе, доброе, – покивала я, остановившись в нескольких шагах от стола.
– Фицуильям, дорогой… – сказала миссис Скотт, взглянув на сына. На мгновение ее холодное лицо смягчилось, а недовольные складки у губ разгладились.
Он нехотя поднялся. Нос у него, увы, оказался не сломан, от удара осталась лишь легкая припухлость.
Блондин подошел ко мне, взял под локоть – руки у него были ледяные! – и, откашлявшись, произнес громко:
– Дорогая… Маргарита, – на моем имени «муж» запнулся, явно не сразу его вспомнив. – Позволь представить тебе моих близких. Моя мама, Офелия Бернис Скотт. Сестры – Джорджина и Хелен. И начальник стражи, Донал Грин.
Сестры ограничились кивками, хотя младшая, Джорджина, смотрела с любопытством и почти дружелюбно.
Брюнет поднялся, отвесил поклон и хрипловато сказал:
– Счастлив с вами познакомиться, миледи.
Я попыталась скинуть руку «мужа», но он держал крепко.
– Не могу ответить тем же, мистер Грин, – сухо заметила я.
Джорджина подавилась чаем под неодобрительным взглядом матери.
– Дорогая, – стиснул барон мой локоть, – давай не при слугах.
– Боишься, что они заявят в полицию? – осведомилась я, резко повернувшись к «благоверному».
Он отпрянул, видимо опасаясь за целостность носа.
– О чем ты? – Он сделал непонимающее лицо, а начальник стражи кашлянул.
– Томас, ступайте на кухню! – велела свекровь лакею, разглаживая на коленях салфетку. – Дальше мы сами справимся.
– Да, миледи. – И вышколенный слуга исчез.
Теперь можно не смущаться. Да здравствует семейный скандал!
С минуту все выжидали, словно дуэлянты, примеривающиеся к противнику.
– Маргарита, милая, такое поведение не пристало баронессе, – нанесла первый, пробный удар «свекровь», кривя бледные губы.
– Так это баронессе, – хмыкнула я и потребовала: – Уберите руки, барон!
Называть его «милордом» или «вашей милостью» мне претило. Раз уж для Скоттов… и Грина я – невоспитанная выскочка, пусть так и будет. Это лучше, чем молча и вежливо смириться с пародией на брак.
– Дорогой, – поправил он, усмехнувшись.
И легонько так погладил мой локоть.
– Барон, –